Лев Толстой - человек будущего. Он - предтеча и волшебное предсказательное зеркало мировой психоделической революции, второго осевого времени, начавшегося в шестидесятые года прошлого века.
Анархист и антиклерикал. Космополит, считающий патриотизм омерзительной манипулятивной идеей, позволяющей властям контролировать подвластное население. Сторонник идеи ненасилия. Вегетарианец и борец за права животных. Вдохновитель идеи свободных коммун. Популяризатор восточных философско-этических учений - в частности, даосизма. Бесстрашный нонконформист, которому не указ ни правительство, ни господствующая церковь, ни общественное мнение, ни "домашние". Обличитель существующих форм культуры и цивилизации за их неестественность и испорченность погоней за властью, славой и богатством.
Если эту характеристику прочтет человек, для которого история началась непосредственно в Сан-Франциско 1967 года, а первобытная предыстория не представляет большого интереса - то он мог бы подумать, что имелся в виду, к примеру, Джон Леннон.
А ведь людей с подобным набором взглядов на рубеже позапрошлого и прошлого веков надо было искать днем с фонарем. Если таковые и были - то были они малозаметными маргиналами. Лев Толстой же сам спустился в подвал и подался в нелегалы - но маргинальность его прогрохотала на всю планету. Матерая глыба, упав в океан ноосферы, вызвала волну, которая понесла флот человеческой эволюции к новым землям.
Революция шестидесятых - сложное явление с большим количеством внутренних противоречий. Таким и подобает быть осевому времени. Поэтому некоторые моменты в мировоззрении Льва Толстого, казалось бы, противоречат основным идеям и даже духу психоделической революции - но на деле подобные тенденции присутствуют и в ней самой.
Лев Толстой - сторонник "семейных ценностей". Казалось бы. Но это не "духовные скрепы" крымнаша и прочих державников. Для последних семья - это поставщик пушечного мяса для войн "за веру, царя и отечество". А идеальная в представлении Толстого семья вполне вписывается в картину жизни коммун и общин новой эпохи.
Может возникнуть подозрение, что Лев Толстой осудил бы употребление психоактивных веществ. Но кто знает, как бы Толстой оценил познавательный и этический момент медикаментозных и иных практик? Во всяком случае, вполне можно представить Толстого, занимающегося цигуном, йогой, дыхательными практиками. И, что весьма важно и актуально, предостерегающего от суеверий и ксенофилической восторженности, корысти и обрядоверия, свойственным низшему спектру движений New Age.
Сказать, что Толстому были чужда психоделическая идея, интерес к измененным состояниям сознания, к инсайтам - никак невозможно, Стоит вспомнить хотя бы "небо Андрея Болконского": "Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!"
Было бы интересно представить себе Льва Толстого, принявшего ЛСД и совершившего good trip. Какие бы перемены, какие бы трансформации произошли бы с ним? Может быть, произошла бы интеграция его опередивших время идей с его жизнелюбивой эстетикой, которые при жизни не были примирены?
И у меня есть основания предполагать, что если бы Лев Толстой сумел при жизни интегрировать эти два компонента своей личности, то психоделическая революция началась бы раньше более чем на полвека.
No comments:
Post a Comment