Утопией обычно принято называть произведение, описывающее некую идеальную модель общественного устройства. Такие произведения можно назвать утопиями в узком смысле слова. Такова утопия как литературный жанр. Однако такие утопии являются частью более широкого круга культурных феноменов - они суть один из возможных типов проявления утопического сознания.
В “публицистике после ГУЛага” утопическое сознание обычно характеризуется как этически негативный феномен, одно из проявлений сознания тоталитарного. Показательной в данном случае является работа Игоря Шафаревича “Социализм как явление мировой истории” - показательной особо, так как она обрела популярность не только среди консерваторов и “консервативных революционеров”, но и среди “либеральных демократов” позднесоветского и постсоветского периода.
Однако стоит попробовать расширить понятие утопии до философского концепта и снять со слова “утопия” и его производных эмоционально заряженные коннотации.
Тогда утопическое сознание можно будет определить как пространство размышления о более совершенном с универсальной (а не эгоистической) точки зрения общественном устройстве. Утопическое сознание может находить себе различные реализации - в форме политического действия, организации сообществ единомышленников, создания культурной продукции (текстовой, звуковой, визуальной и т.д., в социальных полях науки, философии, искусства и т.д.). Не каждое проявление утопического сознания можно назвать утопией в узком смысле этого слова, но каждое является частью утопического социокультурного пространства. Такие проявления я тоже буду называть словом “утопия” - следует учитывать, что значительную их часть образуют микроутопии, не складывающиеся в сознаини их создателя и/или носителя в целостную систему.
Понять, что такое “современная левая утопия” не представляется возможным, если не проанализировать в самом общем виде предложенный концепт “утопии”. Без такого анализа утопии в узком смысле слова останутся оторванными от остальной социокультурной реальности объектами.
Утопии (здесь и далее, если не будет особого уточнения, я буду понимать под словом “утопия” все проявления утопического сознания в предложенном выше расширенном смысле этого слова) можно классифицировать различными способами - отдавая отчет в том, что классификационные границы условны.
Утопии можно условно разделисть на утопии “дальнего горизонта” и утопии “ближнего горизонта”. Утопии в узком смысле слова - это утопии “дальние”. Дальние утопии описывают или пытаются воплотить в реальной жизни модели общества, сильно отличающиеся от моделей общества современного. Ближние утопии имеют дело с моделями, отличающимися от представлений о современном обществе относительно незначительно. Поскольку любая попытка мышления о более совершенном обществе есть в предлагаемом мной дискурсе попытка утопическая - то “ближней утопией” следует считать даже и предложение усовершенствования работы, к примеру, городских служб по уборке мусора. Такое предложение будет именно утопическим - поскольку речь идет о более совершенной социальной модели. Естественно, концепт утопии, который может включать в свое пространство подобные предложения, не включает в себя качеств “невоплотимости”, которым в консенсусной социальной реальности обычно характеризуется слово “утопия”.
Вторая измерительная шкала, которую следует ввести, рассматривая концепт утопии - задается бинарной парой “статическая утопия” и “динамическая утопия”. Статические утопии описывают некое социальное устройство, которое не подвержено развитию (либо возможности его развития не описываются и не очевидны), пути реализации этого устройства не предлагаются. Динамические же утопии предполагают некую «дорожную карту», используя которую можно реализовать утопическую модель на практике. К примеру, «Утопию» Томаса Мора можно отнести к утопиям статическим, а коммунистическую утопию марксизма – к динамическим.
Третья предлагаемая мной шкала связана со второй и касается динамических утопий. Она задается оппозицией финалистских и нефиналистских утопий. Финалистские утопии предполагают, что в результате ряда социальных трансформаций может быть достигнуто некое предельное состояние общества, после которого социального развития более по тем или иным причинам не предусматривается – дальнейшее развитие в рамках утопической доктрины представляется либо невозможным, либо нежелательным. Это утопии «конца истории». Нефиналистские же утопии предлагают социальные модели, которые, по мысли создателей таких утопий, будут подвергаться дальнейшим трансформациям.
Четвертая шкала - прогрессорские и просветительские утопии (и те и другие – утопии динамические). Прогрессорские утопии в качестве метода своей реализации предлагают обретение власти группой, вооруженной данной утопией. В результате утопия реализуется «сверху». Просветительские утопии предполагают, что их реализация должна идти «снизу», путем образования низовых социальных объединений (grassroots), внутри которых реализуются утопические установки, а в отношении остального общества ведется просветительская работа. Некоторые прогрессорские утопии предполагают, что первый этап их реализации будет этапом просветительским.
Пятая шкала – локальные и универсальные утопии. Локальные утопии предполагают возможность «построения утопии в одном отдельно взятом месте» или же внутри ограниченного коллектива людей. Таков, например, «Остров» Олдоса Хаксли. Универсальная же утопия предполагает охват утопическим проектом всего человечества.
Шестая шкала – детерминистские и индетерминистские утопии. Детерминистские утопии предполагают, что объективный ход развития вселенной и человечества в частности приведет к реализации именно этого утопического проекта. Индетерминистские утопии предполагают, что ход развития человечества не обязательно приводит к воплощению их утопической модели.
Седьмая шкала – аподиктические и эвристические (вариативные) утопии. Аподиктическая утопия предполагает свою единственность, считает свою модель безусловно наиболее совершенной и предлагает направить усилия человечества на реализацию этой и только этой модели. Вариативные утопии предполагают, что развитие человечества может пойти множеством различных способов и в зависимости от конкретных обстоятельств можно предпочесть иную утопическую модель в качестве ориентира. Вариативно-утопическое сознание часто предполагает набор различных утопических моделей, который в зависимости от меняющейся планетарной ситуации также подвергается трансформациям.
Эвристические (вариативные) утопии имеют отношение к континуальному утопическому сознанию. Таким образом, можно ввести восьмую шкалу и условно разделить утопии на дискретные и континуальные. Дискретные утопии описывают только одно состояние общества, предлагают одну его модель. Континуальные же утопии – это по существу целые системы утопий, предполагающие наличие утопического континуума, континуального утопического сознания.
Именно развитие континуального утопического сознания я считаю одной из приоритетных задач планетарного прогрессивного движения.
Организаторы уточнили у меня – буду ли я делать акцент именно на «левой» утопии. Однако проблема заключается в сложностях определения того, какие именно элементы социально-политической реальности могут быть маркированы словом «левый». О дихотомии «левого» и «правого» можно написать тысячи страниц – при этом я предпочел бы вообще отказаться от этой бинарной оппозиции, поскольку она стала слишком расплывчатой и малопригодной для тонкого анализа социально-политической реальности.
Я бы предпочел говорить не о «левых» или «правых» утопиях, но об утопиях «прогрессивных» и «регрессивных».
Прогрессивные утопии я определяю следующим образом. Их цель – максимизация человеческой свободы, творческое развитие индивидуальности. Развитие общества в их рамках ведет не к подавлению личности, а к ее освобождению. В рамках прогрессивных утопий предлагается минимизация насилия и принуждения – физического, экономического, политического, дискурсивно-концептуального и иных. Приоритетом является выход как индивидуальности, так и общества в целом на качественно новые уровни развития. Прогрессивные утопии по определению антитоталитарны.
Регрессивные же утопии могут включать в себя такие элементы, как безусловный принцип авторитета, насильственную власть как идеальную и долженствующую иметь место, нормативный элитаризм (фундаментально-онтологически обосновываемую сословность), принятие архаичных систем ритуалов и табу как обязательных для социума. Социум в такого рода утопиях в итоге подавляет индивидуальность.
Регрессивные утопии правильнее было бы называть антиутопиями, но проблема в том, что сами авторы и сторонники регрессивных утопий могут не считать их регрессивными – а себя считать «левыми». Разделение на утопии и антиутопии все же предполагает соответственно положительное или отрицательное отношение автора к предлагаемой им социальной модели. Поэтому различение между «регрессивной утопией» и «антиутопией» мне представляется оправданным.
Что же касается термина «левый», то следует обратить внимание на спектр политических движений, позиционирующих себя в качестве «левых». Многие современные левые движения имеют в себе немало ностальгинерских, консервативных и реактивных (если не реакционных) черт. СССР и некоторые другие тоталитарные образования XX века, по недоразумению считавшееся «левыми», стали своего рода «золотым веком» для многих современных так называемых «левых» движений, многие из которых напрямую наследуют этим тоталитарным объединениям. Привязанность к утопическим моделям вековой и более давности постепенно ведет эти движения по пути сотрудничества с иными консервативными и ультраконсервативными силами, не позволяет адекватно воспринимать новую интеллектуальную, культурную и социальную реальность и реагировать на ее вызовы. В пределе мы имеем сотрудничество некоторых называющих себя «левыми» движений с фундаменталистскими клерикальными организациями (классический пример – сотрудничество КПРФ и РПЦ МП).
Утопии подобных движений регрессивны настолько, что уже не имеют не только дальнего, но и ближнего горизонта. Образ «коммунизма» у КПРФ фактически соединяется с образом сильной российской империи, а идеалом видится сталинский вариант государства. Это утопия не прогресса, а возврата. Конечно, она может концептуально подаваться как выход человечества из тупика, для чего нужно вернуться к предшествующему этапу. Но подобные оправдания регресса подобны рассуждениям о переходе к реальности абсолютной свободы через период тотальной диктатуры. Средство подменяет собой цель, диктатура сохраняет себя на неопределенно долгий срок – то же самое можно сказать и о предлагаемом «выходе из тупика».
Непонимание культурных реалий второй половины XX – начала XXI века (психоделическая/молодежная революция, новые концептуальные ходы в философии, новая социокультурная практика) – едва ли не основная проблема большинства движений, позиционирующих себя как «левые». Утрата чувства современности, неспособность видеть прогрессивные ростки в этой современности приводят такие движения к утрате возможности оперировать динамическими утопиями, делает их утопии по сути статическими. В итоге такие движения либо замыкаются в секту и не мыслят больше о путях перехода к своей утопической модели, либо предлагаемые ими пути перехода становятся иллюзорными, поскольку не имеют никакого коррелята в тенденциях современного социального развития. А если такое движение не становится узкой сектой, то утопия его отрывается от социальной практики, а само движение погружается в реалполитик, становясь реакционной или ультрареакционной социально-политической силой.
Анализ подобного рода консервативных квазилевых движений можно было бы продолжить, пользуясь предложенными в первой части текста оппозициями, но моя цель – поговорить о перспективах нетоталитарного прогрессивного движения и о тех типах утопического сознания и конкретных утопий, которые представляются мне перспективными в наибольшей степени.
Мне видится желательным формирование новой культурной сферы, соединяющей в себе науку, искусство, философию, различные виды психотехник, социальных практик – и «новую мифологию» как «науку эпистемологических метафор». Эту культурную сферу можно условно назвать «футурологической этикой» или «футурологией этического максимума». В нашем же контексте приемлемо название «новое прогрессивное утопическое сознание» (среда, порождающая описанную культурную сферу).
Новое прогрессивное утопическое сознание должно быть как можно более интегральным и пластичным, порождающим и соединяющим в себе различные типы утопий. Оно должно быть пространством, формирующим многообразный спектр целей развития человечества и индивидуума на основе совершенствующейся системы этических ценностей. Восходящие трансформации этической системы ценностей и являются базисом для формирования системы целей, новой пластичной континуальной утопии, или нежесткой системы множественных дискретных утопий разного рода. Пластичность и интегральность призвана предохранить новое утопическое сознание от соблазнов догматизма и замкнутого в себе сектантства.
Новое утопическое сознание должно интегрировать в себе как утопии ближнего горизонта, так и горизонта дальнего. И тот и другой тип утопий должен способствовать выявлению в современности прогрессивных тенденций, ростков будущего – и формированию пространства «дорожных карт» на пути к ближним и дальним целям. Утопии ближнего горизонта необходимы для того, чтобы иметь представление о первых шагах на пути к континуальной эвристической многовариантной сфере утопических целей. Утопии же горизонта дальнего необходимы для того, чтобы не утратить максимально доступных человеческой мысли предельных этических ориентиров.
Остановлюсь на некоторых аспектах утопий максимально дальнего горизонта чуть подробнее – поскольку именно они находятся в современном обществе, в том числе и в лево-прогрессивном его спектре, в пагубном небрежении. которое может привести к вырождению прогрессивного движения и в итоге к тому, что человечество вступит на путь деградации либо того или иного варианта патологического тупикового развития.
Предельной целью является сознательная эволюция человека и других видов живых существ до стадии формирования космического и далее, возможно, транскосмического единства, живого сознательного космоса, одновременно единого и множественного сверхсознательного существа. Интегрально связана с этой предельной целью вторая цель – идея полного освобождения живого существа от любых видов зависимости и принуждения, полное освобождение от потребностей и выход к полностью творческому необусловленному внешними детерминирующими факторами состоянию. Выражаясь иным языком, предельная утопическая цель может быть описана как остановка энтропийного процесса, когда живые существа становятся не потребителями, а источниками энергии.
Именно в свете эти предельных целей, утопий сверхдальнего горизонта следует размышлять о перспективах реализации утопий горизонтов относительно более ближних, вплоть до упомянутых выше реформ муниципального хозяйства в ближайшие несколько лет. Утопическое сознание должно быть растянуто в континуум, простирающийся от этих предельных целей (верхний мыслимый предел) к современному состоянию вещей (предел нижний). Внимание, направленное одновременно и на верхний, и на нижний предел, и должно открывать новые пути в будущее.
Новое утопическое сознание должно включать в себя как статические, так и динамические утопии, при этом в целом оно должно иметь динамический характер. Статические утопии, будучи сами по себе этически, эпистемологически и онтологически ущербны, в предложенном континууме могут занять свое адекватное место – и к ним могут быть проложены дороги, которых при их создании намечено не было – а равно дороги из них. Естественно, замкнутые (не предполагающие дальнейшего развития социума) утопические модели могут быть интегрированы только при условии их трансформации, после которой они перестанут быть закрытыми. Динамический характер нового утопического сознания призван давать возможность прочерчивать разнообразные траектории от ближних горизонтов к дальним. Важно при этом быть внимательным к происходящим в каждый наступающий момент изменениям социокультурной ткани, чтобы не оказаться в реальности закостенелых догматических траекторий. Каждая новая социальная трансформация, поскольку содержит в себе значительную долю непредсказанной новизны, будет изменять эти траектории при сохранении в поле зрения предельных целей сверхдальнего горизонта (которые я, разумеется, перечислил лишь в качестве самых предварительных наметок – а за этим доступным моей мысли пределом, если позволить себе теологический термин, цели оказываются апофатичными, то есть такими, к которым может быть проложен вектор, но о которых сказать я на данном этапе своего развития ничего не могу).
Относительно финалистских и нефиналистских утопий можно сказать сходные вещи. Прогрессивное утопическое сознание должно быть нефиналистским – то есть предполагать, что перед человеком и человечеством (и шире – каждым живым существом и их сообществом) лежит перспектива бесконечного развития. Замкнутый финализм способствует, как и утопическая статика, развитию догматизма – но финалистские утопические модели могут быть включены в континуум на тех же описанных выше основаниях, на которых могут быть включены в этот континуум утопии статические.
Теперь скажу несколько слов относительно прогрессорских и просветительских утопий. Прогрессорские утопии чреваты максимизацией насилия и принуждения – что противоречит одной из главных целей прогрессивных утопий сверхдальнего горизонта, а именно – минимизации и в конечном итоге элиминации насилия и принуждения. Коммуникационный взрыв последних двух десятилетий дал широкие возможности для реализации утопий просветительских. Именно просветительские утопии могут обеспечить развитие сразу многих утопических проектов – с перспективой их интеграции и некоего грядущего планетарного синтеза. Реализация прогрессорских же утопий чревата утратой инициативы снизу, потерей чувства ответственности как внутри прогрессорской группы, так и за ее пределами. Как мне представляется, прогрессорское начало утопии должно интериоризироваться и проявляться в творчестве локальных групп внутри самих этих групп на принципе добровольности. Далее – коммуникация этих групп, просветительская работа и трансформация социума через местные сообщества и через демократические механизмы, как традиционные, так и новые (типа ассамблей на Occupy Wall Street или исландской прямой интернет-демократии).
Далее – об утопиях локальных и универсальных. Это очень важный, принципиальный момент. В предшествующую эпоху утопия виделась либо универсальной, либо узко-локальной в полном отрыве от остального мира (если он в утопической локальной модели вообще рассматривался). Проблема виделась в том, что локальные группы, реализующие утопический проект, мыслились неспособными «удержать» этот проект во враждебном окружении – а потому предлагалась «мировая революция». Другой вариант – сообщество, реализующее утопию, становилось чем-то вроде гностического ордена, «ордена меченосцев», а контролируемая этим сообществом территория – «осажденным лагерем». Однако теперь тенденция глобализации (в нейтральном этическом значении этого слова) привела к тому, что универсальные утопические проекты могут и не быть жестко прогрессорскими, а локальные – не быть полностью замкнутыми. Сети коммун и иных сообществ, реализующих утопические проекты, перестают быть маргинальным явлением и оказывают все большее влияние на общество в целом. Этот grassroots-феномен должен внимательнейшим образом рассматриваться любым теоретиком прогрессивного движения. Эти сообщества единомышленников и являются на данный момент движущей силой мировой прогрессивной революции. Акцентуация внимания на формализованных группах (профсоюзы) или группах, основанных на внешних признаках («пролетариат», «студенчество») мне представляется малоперспективной в современных условиях – такие группы могут играть в современном прогрессивном движении лишь вспомогательную роль. Практика показывает, что формализованные группы и группы, основанные на внешних признаках, в современной социальной жизни проявляют себя скорее реакционным консервативным образом (как пример – можно взять ситуацию в США, где профсоюзы на демократических праймериз поддержали скорее Клинтон, чем Сандерса). В современности мы наблюдаем появление и развитие низовых синтетических локально-универсальных утопических проектов – которые инициируются локальной группой, распространяются на широкий круг людей, но не охватывают все стороны жизни социума (имею в виду, к примеру, развитие новых типов экономики – различные виды натурального обмена и экономики подарка). Эти локально-универсальные утопические проекты при этом постепенно трансформируют жизнь человечества, в совокупности и являя собой децентрализованный сетевой универсальный утопический проект.
Из вышесказанного ясно, что адекватными новой стадии развития человечества являются недетерминистские и эвристические утопические проекты (определение – см. выше).
И, наконец, что тоже прямо вытекает из всего вышесказанного, новое утопическое сознание и его метапроект должны иметь, как я уже сказал ранее, континуальную природу. В этом континууме дискретные утопические проекты просто занимают свое место. Осознание континуальности горизонтов утопии даст прогрессивному движению возможность выйти на новые уровни понимания происходящих в социуме процессов и даст новые степени свободы действия одновременно по многим параметрам. И, главное, оно позволит прогрессивному движению уйти от тоталитарных утопических моделей, дамокловым мечом висевших над ним в предшествовавшую эпоху.
