Вот уже лет так двадцать пять минимум я считал, что не люблю весну. Дескать, что такое эта ваша весна? Самое попсовое время года. Ипполит Матвеевич, поющий студентке про май-баловник. Зиг хайль, физиология - написалось одной давней весной.
Казалось бы, осень - просто обратная сторона медали коммерциализированного романтизма. Культ переходных состояний, пробуждение-увядание, ренессанс-декаданс. Атлеты же предпочитают благодарить партию за зиму и лето, понятные народу и лишенные двусмысленностей.
Но предпочиталась все же осень, к которой я сохраняю и сейчас всяческие добрые чувства, да и запас танкических и хоккуических настроений не иссякает.
Но внезапно я осознал... Впрочем, все осознания внезапны и двери восприятия открываются, как те ворота в районе метро "Электрозаводская", на которых я в юности с удовольствием созерцал надпись "осторожно, ворота открываются внезапно".
Видите, трудно даже начать. Таково воздействие социальных штампов. Сколько вещей же за свою жизнь я полюбил или разлюбил, - или и то и другое вместе, неоднократно и в разных последовательностях - под воздействием моего дорогого, любимого, уважаемого социума и прекрасных, любимых и уважаемых без всякой иронии конкретных людей, из которых социум составляется!
Только два примера. В детстве я радовался, что живу среди панельных брежневских домов на окраине Москвы. Беленькие радостные домики утопали в тополиной зелени - в наше время и тополя уж не те, в нашенское-то время они были пораскидистее, молодежь-то уже и не помнит, и нам не поверит, что созерцание кроны тополя могло способствовать достижению мини-сатори, а то и не мини. Теперь, впрочем, двадцатиметровый пенек тополя тоже многое может - будучи использован в качестве инструмента для самых жестких дзэн-практик. А то был дзэн мягкий. Останкинская башня, словно ракета перед стартом, звала в космическую эру - а в центре стояли какие-то серые невзрачные дома, на которые взрослые смотрели по-особенному и произносили слово "архитектура". Сейчас, конечно, те белые девятиэтажные панельки постарели, посерели, и теперь трудно понять, как они могли они у кого-то когда-то провоцировать футуристические вдохновения.
Да, не влекли меня в детстве ни готика, ни модерн, ни барокко с рококо, ни романский стиль с ампиром и классицизмом. Мне бы футуристическую архитектуру - в "Энциклопедическом справочнике юного астронома" были изображены здания прямо из геометрических миров Римана и Лобачевского.
Но в 16 лет наступила пора, как выражается мой не выносящий моих младосимволических устремлений старший брат, "канунов и зорь".(можно подумать, это не он мне в те же мои 16 подарил два первых вышедших на "Мелодии" диска "Аквариума", чем продвинул мой младосимволизм сразу на три уровня минимум). С канунами и зорями пришла радикальная смена интересов с естественнонаучных на гуманитарные, а далее последовали длинный хайр, руки по локоть в феньках, экологизм, увлечения древними цивилизациями и их религиями.
И не приходило ведь человеку в голову, что он попал в ультрасовременный глубоко западный тренд - и что любит он не Восток, как таковой, а Запад, на этом этапе своего пути влюбившийся в Восток.
Вот тут и начались готика с модерном. И презрение к "новоделу". Ведь в творениях былых эпох была душа, а теперь что? Теперь в людях гвозди, а не души. А небоскребы вообще выросли прямо из демонических миров античеловечества - так показалось одному из моих любимых авторов и мне вслед за ним.
И вместо фантастики - "фу, жанровая литература, какое плебейство" - я стал читать очень умные, утонченные и продвинутые книги. Нет, не подумайте чего, многие из них и вправду были хороши.
Конечно, внимательно взглянув на себя, можно увидеть, откуда есть пошла каждая черточка, из которой состоит внешний слой личности. Но есть черточки, органически легшие на место, прямо для них и предназначенное, а вот другие - словно сковорода на голове у рассеянного. А те самые, которые удобные и подходящие, ты тщательно разглаживаешь утюгом, как юный битломан некошено-неканонические кудряшки - другие же, тоже очень уместные, жжешь химической завивкой,чтоб было как у Роберта Планта.
И вот в Америке я снова полюбил небоскребы. Да, были у небоскребов плохие гиперфункциональные времена. Но теперь все не так. Небоскребы последнего десятилетия - это летящие в небо полупрозрачные кристаллы странных форм, с садами на уступах стен и на крышах - как из картинок в фантастических книгах детства. И я снова читаю и смотрю фантастику - и английский учу по старым фантастическим сериалам.
А давеча, на пути из Парижа в Бордо - "а в Париже, наверное, сейчас весна" - я понял, как же я на самом деле люблю весну. И как мне наплевать на тот штамп, который заставлял скрывать даже перед самим собой эту любовь. И вот сижу-лежу я вчера в гамаке - в саду небольшого замка, в котором меня пустили немножко пожить добрейшие хозяева - смотрю на только что выклюнувшиеся листья, высвеченные с другой стороны солнцем. Вид до горизонта, холмы и виноградники, часы в маленьком городке, что в паре километров вниз, пробили пять - а голова пустая и ясная. И понимаешь, что идти никуда не надо, все, ты уже приехал. ты на месте. В правильном месте. В правильное время.
Здравствуй, весна - после такой долгой нынешней американской зимы с ее массачусетскими ста тремя дюймами снега! Простите, москвичи, вас там, я слышал, позавчера снова завалило, но ведь оно растает - правда - и деревья тоже окрасятся всем фантастическим майским разнообразием оттенков зеленого!
И до свиданья, социальные штампы. Не знаю, как там с популярной массовой культурой и физиологией - неважно это все, если раскрывается анахата-чакра, если вечная юность Возлюбленной/Возлюбленного сквозит во все форточки реальности. Если весна пришла.
