"Познание" и "творчество" - сами по себе языковые формы, протоконцепты, нуждающиеся в прояснении - прежде, чем мы сможем говорить об их различии и демаркации между ними. Навскидку мы видим - будучи впервые прибывшими на Землю инопланетянами - только социальные поля, образуемые этими протоконцептами и в свою очередь их образующими. Эти поля склонны поляризоваться в социальные оппозиции "физиков" и "лириков", "ученых" и "творцов". Первые кичатся своей причастности к "вещам как они есть на самом деле", вторых же считают фантазерами, имеющими дело с эфемерными плодами своего неверифицируемого потока сознания. Вторые считают первых приземленными сухарями, схлопывающими тайны и гармонии в серую плоскость, в которой не-живут своей крючкосотворенной жизнью формулы и вожделеемые филистерами удобства - себя же полагают обитателями многомерных пространств необусловленной свободы.
Поэты, конечно, полезны власти - они могут сочинять оды властителю и пасквили на его врагов. Но мощь водородной бомбы велика, и еще мощнее сама идея "вещей как таковых", идея "самого дела". И творцы сами бывают склонны мыслить себя трансляторами вечно пребывающей музыки сфер.
Но, может быть, никаких атомов до их открытия не существовало? Точнее, их создали эллинские и индо-буддийские атомисты, а потом "открыли", а вернее, вновь создали, используя творческую интуицию первых, так называемые "ученые", которые, однако, поспешили объявить неделимым то, что сами же впоследствии с успехом и разделили?
Зомбированным концептом "объективной реальности" и "самого дела" такой взгляд представляется абсурдным, противоречащим здравому смыслу - как будто здравый смысл нежно обнимается с копенгагенской интерпретацией квантовой механики. На деле же попытка постичь реальность посредством ментального взлета над "самым делом" и адекватного картографирования абсурдна никак не менее - и напоминает Мюнхгаузена, вытащившего себя из болота за волосы, причем вместе с ядром, на котором, используя все тот же импульс, и отправился на Луну, дабы с ее поверхности приступить к изучению свойств покинутого им болота.
И любопытно, что адепты "самого дела" при этом спокойно рассуждают об абсурдности существования человека в мире, о слепой эволюции, не имеющей цели и смысла.
Поэтому что-то мне подсказывает, что в неприятии идеи творения "мировых законов" "познающим" виновата не ее абсурдность - в иных случаях человек говорит: "ну и что, ну абсурдно, подумаешь, бином Ньютона". Тут другое дело, тут не Миколка. "А не было ли у тебя, сукин сын, умысла на теракт?" Пропасть замазывать мы вам не позволим". Абсурдность человеческой жизни авторитетности и получению грантов не помеха - наоборот, маскирует дыру на обоях, оставленную обещанием бессмертия, которое непременно дадут человечеству всемогущая наука и ее жрецы.
Да и социальный контроль начеку - если нет всемогущего контролера, то необходимо, чтобы был "порядок вещей", который не преодолеть, и перед которым человеку необходимо смириться - поскольку "британские ученые установили", и тут уж ничего не поделаешь.
Но если посмотреть непредубежденным взглядом - пересмотреть привычное - то обнаружится, что у нас нет быстро находимого способа прояснить, с чем в каждом конкретном случае мы имеем дело - с актом познания или актом творчества. И, может статься, что такого способа нет в принципе - и что мы тут наталкиваемся на непреодолимый эпистемологический барьер.
И тут нельзя не обратить внимание на открывающийся туннель, выводящий на метауровень: сама дихотомия познания и творчества и демаркация между ними познаются нами или же творятся? Или же мы имеем дело с вещью, которая имеет для нас два аспекта (или, иначе, в которой мы с той или иной степенью произвольности выделяем два аспекта)?
Можно, кстати, обратить внимание на появившееся в современности слово "креативный" и однокоренные - они употребляются и к тем, кто традиционно считался "познающим", и к "творящим" - а в придачу еще и к людям действия, "креативным менеджерам" и "креативным директорам". Таким образом, рассматриваемая нами оппозиция снимается самой социальной практикой и связанным с ней языком.
Нет способа выяснить, конструирует человек наблюдаемую им реальность или же она ему дана "извне", чем-то или кем-то иным. Однако отсутствие способа не снимает проблему, которая является для человека глубоко экзистенциальной.
Из концепта творения на человека может, к примеру, выскочить чувство гиперответственности. Не на кого окажется списывать некайфы. Из концепта же познания вылетает, простирая над реальностью совиные крыла, победоносный детерминизм, в тени которого из познания устраняется малейший элемент творчества, поскольку само познание оказывается тотально детерминировано.
Но если реальность мыслить как имеющую бесконечный уровень сложности - то любое предположение о ней может тем или иным образом подтверждаться, давая новые пути познания - и в этом случае оппозиция познания и творчества снимается. Выход за пределы оппозиции "внутреннего" и "внешнего" тоже подорвет основы разделения на "творчество" и "познание" - поскольку познается "внешнее", а вектор творения идет "изнутри". Остается проблема с Иным - на первый взгляд кажется, что именно познание имеет дело с Иным, но это только на первый взгляд.
Итак, продолжаем познавать сны и творить объективность. С фоновым осознаванием, что сами слова "познание" и "творчество" не обладают сами по себе, автоматически, тотализующим универсальным свойством. Что можно и не ходить сквозь ворота этой оппозиции - и не платить пошлину на блокпостах по обе стороны ворот.
