Написано для EurasiaNet (ссылки на источники в оригинале)
Один из значимых факторов мягкой силы того или иного государства – диаспора его «титульной нации» в различных регионах мира. Даже в тех случаях, когда эмигранты утрачивают язык «страны исхода», они могут участвовать в формировании ее имиджа в стране своего проживания. Тем больше возможности формирования имиджа «страны исхода» у тех, кто сохраняет ее язык и культуру, а также в той или иной степени лояльность по отношению к ее властям и государственному строю.
Эмигрантская среда как компонент мягкой силы традиционно являлась слабым местом как Российской империи и СССР, так и постсоветской России. В своей значительной части выходцы из России являлись политическими эмигрантами или беженцами (по политическим или экономическим причинам), которые либо быстро ассимилировались, либо заявляли себя в качестве противников действующей власти той страны, которую они покинули.
Тем не менее, российская диаспора и в этом случае являлась фактором мягкой силы России, доказывая, что она является страной с развитой наукой и культурой, несмотря на то, какой политический режим господствует внутри страны. Достаточно вспомнить имена Николая Бердяева или Иосифа Бродского.
После распада СССР эмиграция практически утратила свой политический характер. Вновь его она стала обретать по мере упрочения и ужесточения путинского режима. Именно эта неполитическая волна эмиграции и стала инструментом, с помощью которого российская власть пытается реализовать ряд проектов, которые могут быть отнесены к категории мягкой силы. Вторым таким инструментом стала часть потомков эмигрантов первой (послереволюционной) волны.
Работе с эмигрантскими кругами способствовали отказ российских властей от коммунистической идеологии и постепенный транзит РФ в правоконсервативном направлении. Многие эмигранты из СССР и их потомки придерживались и продолжают придерживаться ярко выраженных правых политических взглядов. Политическим идеалом для них часто являлись жестко противостоявшие Советскому Союзу неоконсерваторы Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер. Новая волна культурного либерализма на Западе встретила резкое неприятие у этой части эмиграции. Слова «толерантность» и «политкорректность» стали для них столь же негативно окрашенными, сколь и для многих антизападно настроенных жителей России. Те явления западной жизни, которые в России нередко воспринимаются как «безнравственность» и «отход от норм традиционной морали», часть эмигрантов восприняла как «торжество ползучего социализма». Именно этот отказ принять новую культурную реальность Запада толкает часть эмигрантов в объятия нынешней российской власти, позиционирующей себя в качестве главного защитника «традиционных ценностей» в глобальном масштабе.
Ряд процессов (в том числе объединение РПЦ и РПЦЗ) привел к тому, что свою пророссийскую позицию стали открыто выражать потомки эмигрантов первой волны, бывших в дореволюционной России представителями высших слоев элиты. Апофеозом этой тенденции стала декларация «Солидарность с Россией» от 22 декабря 2014 года, составленная Дмитрием и Тамарой Шаховскими и подписанная многими потомками российских аристократических родов. Появилась эта декларация после очередного, но весьма резкого сдвига риторики российских властей вправо в ходе борьбы с протестным движением 2011-2012 годов и российско-украинского конфликта, начавшегося в начале 2014 года. Впрочем, эта декларация своим одобрением политики Путина вызвала резкое недовольство многих представителей описываемого круга русской диаспоры. Выразителем этого недовольства стал, к примеру, Мишель Ельчанинов.
Однако основным средством работы с эмигрантской средой для российской власти остаются российские СМИ, которые в новую информационную эпоху стали доступны в странах Запада. Российские телеканалы легко захватили ту часть эмигрантской аудитории, которая оказалась в недостаточной степени адаптирована к местным условиям жизни (например, людей, проживающих в «русских районах» и имеющих затруднения в плане владения языком страны проживания).
Именно российские СМИ в первую очередь и формируют пророссийские настроения в эмигрантской среде, в то время как другие формы работы с этой средой, которые могли бы сделать ее элементом российской «мягкой силы», по-прежнему развиты весьма слабо. К примеру, как отмечают некоторые эксперты, организации российской (русской) диаспоры развиты куда слабее, чем, например, организации армянской или украинской диаспор. Российская диаспора, в отличие от той же армянской, остается пассивной: ее представители скорее предпочли бы получать помощь от «страны исхода», чем предоставлять эту помощь ей. Особенно очевидна эта пассивность становится, если оценить размер той помощи, которую получает государство Израиль от еврейской диаспоры. «Диванный патриотизм» оказывается столь же характерен для пророссийской части эмиграции, сколь и для антизападных кругов внутри России.
На этом фоне некоторые инициативы тех или иных связанных с РФ или с РПЦ фондов могут выглядеть весьма шокирующе. В качестве примера можно привести журналистские расследования относительно пророссийских военно-спортивных детских и молодежных клубов в США и странах Европы. Но такие факты только оттеняют общую пассивность пророссийской части эмигрантских кругов в плане продвижения интересов России за рубежом.
Поэтому российской властью этот сегмент российской диаспоры может быть использован в основном в качестве пассивного инструмента – например, в качестве передатчиков в социальных сетях фейковых и тенденциозных материалов, целью которых является дискредитация культурной политики стран Запада последних лет. Неявная цель подобной дискредитации – позиционирование российской власти как защитника традиционных ценностей, борца с «исламской угрозой» и последнего оплота «цивилизации белого человека». Именно такой образ нынешней России сформировался у многих западных ультраправых, на которых российская власть делает ставку в своей внешнеполитической игре.
