Метаисторический анализ ::: Ситуация на востоке Украины (Продолжение 2)

Беседа Фёдора Синельникова и Дмитрия Ахтырского

Ф.С. Наша работа – не разбираться в тонкостях различий между Кургиняном и Дугиным, а разделять Свет и Тьму. Определять, где во тьме заказ, а где в ней искреннее состояние подлости – совершенно необязательно.

Д.А. Даже искреннее состояние подлости может быть заказом.

Ф.С. Совершенно верно, это третий вариант. Тем более, это лишает смысла такой поиск – попытка понять действуют ли такие персонажи, как Кургинян, по заказу или нет.

Д.А. Есть два варианта. Кургинян действует сам от себя и Кургинян инспирирован какой-то силой.

Ф.С. Имперский человек всегда инспирирован какой-то силой. Вопрос – оплачен этот его дополнительный импульс или не оплачен.

Д.А. Это мне не важно.

Ф.С. Мне тоже не важно. Конечно, он инспирирован какой-то силой. Любопытно, что Кургинян – левый. Что именно левый политический публицист встает на сторону Путина. Я уже не раз писал и говорил о том, что вместе с уходом Путина должна активироваться именно лево-патриотическая линия в российской имперской государственности.

Д.А. При этом я просматривал блоги других левых антимайдановцев. К примеру, сторонница Удальцова Дарья Митина выступает за Гиркина и против слива Новороссии. Об антитоталитарных левых сторонниках майдана типа Володарского я тут не упоминаю. Пока, кроме Кургиняна, я никаких противников Гиркина не нашел. Надо еще посмотреть, что пишет какой-нибудь Сергей Кара-Мурза (если он еще что-то пишет).

Ф.С. По-моему, Удальцов – это фигура на грани между системной левизной, то есть еще вмещающейся в парадигму Третьей метадержавы, и радикальной левизной - инициируемой отпочкованиями как в случае Лимонова.

Д.А. Пусть опосредованно, но все же в пользу Гиркина высказывались Нимцов и Латынина. В стиле «Путин, дрожи».

Ф.С. Они могут просто умело подсиживать Путина.

Д.А. Псевдолиберальная сторона тоже может попытаться использовать Гиркина в качестве взломщика системы. «Мы не смогли собрать свой Майдан – так поможем собрать Майдан националистический». Одни «патриоты» уже созрели до идеи своего нового Майдана, другие нет. Холмогоров сказал несколько дней назад, что они не будут собирать свой Майдан, но Путину руки больше не подадут. До чего дошло – Холмогоров заговорил о рукопожатности.

Ф.С. Холмогоров тоже известная проститутка. Он то за Путина, то против Путина. То он в оппозиции, то в «Единой России».

Д.А. Но потом он поддержал белоленточное движение – и поддерживал его до скандала с Pussy Riot.

Ф.С. Он ходил с националистами на Болотную площадь и выступал там. Многие вещи в имперской сфере весьма забавны – тот же Лимонов. Если его раскладывать по схеме трех отпочкований, то он ни в одну ячейку не помещается. И стилистика его флага – соответствующая.

Д.А. При этом, если посмотреть на рядовых членов НБП, на типажи, на лица – это, скорее, левая партия, чем правая. Студенты. Вот с РНЕ все было понятно – боевики, штурмовики, гопота. А НБП – это не совсем партия. Она – арт-проект. А Лимонов – как Габриэль д’Аннунцио со своей республикой Фиуме.

Ф.С. Интересная параллель. Лимонов пытался создать свой аналог республики Фиуме в Восточном Казахстане, в Усть-Каменогорске.

Д.А. Яков выдвинул идею, что на востоке Украины действует новое отпочкование, а не одно из трех, бывших ранее, о которых мы говорим.

Ф.С. Странное желание у Якова – для любого явления сразу пытаться привлекать новую сущность.

Д.А. Но эта гипотеза имеет право на существование и мы можем ее рассмотреть. Даже если эта гипотеза не укладывается в рамки твоей теории.

Ф.С. Моя теория не ставит фундаментальных препятствий для принятия подобной гипотезы. В рамках этой теории вполне можно предположить, что родилось новое отпочкование. Моя теория не может ни быть в гармонии, ни в дисгармонии с этой гипотезой. Я в этой ситуации не применяю свою теорию – я просто оказываюсь последователем ортодоксального андреевского мифа.

Д.А. Андреевский миф ничего не говорит о невозможности появления еще одного отпочкования. В нем шла речь о трех – но нигде не говорилось, что других никогда не будет.

Ф.С. Естественно. Как мне кажется, перегрев российского политического механизма не достигает такой стадии, за которой может последовать появление нового отпочкования.

Д.А. Но ты сам говоришь, что патриотической энергии сейчас такое количество, что система перегрелась.

Ф.С. Полагаю, эту энергию растащили три существовавших и ране жругрита.

Д.А. Каковы твои аргументы в пользу этой точки зрения?

Ф.С. Прежде всего, отсутствие идеологической новизны в сепаратистах «Новороссии».

Д.А. А как же «красное православие»? Губарев говорил Кургиняну, что у него с ним общая база – «красный православный проект».

Ф.С. Но Гиркин-то якобы монархист. Впрочем, его убеждения точно нам неизвестны.

Д.А. Гиркин на эту тему молчит. А Губарев, поддерживающий Гиркина, отвечает в ДНР за идеологию.

Ф.С. Губарев всеяден. Он был в РНЕ, теперь за «красное православие» - а потом может и опять вернуться в РНЕ. По таким фигурам мы сказать ничего не можем. Зато мы можем говорить об общественных идеологемах – и смотреть, где эти идеологемы достигают высокого уровня имперской риторики.

Д.А. Дугин пытается строить синтетические идеологемы.

Ф.С. Как это ни грустно для строителей синтетических идеологем, они в реальности не приживаются. Дугин предложил свой синтетический проект Путину и стал на него работать. Ну что это, простите, за отпочкование? То же и с Кургиняном. Отпочкование не работает на своего родителя.

Д.А. Но люди-то могут переходить и быть «двойными агентами».

Ф.С. Если Дугин со своим проектом начинает поддерживать Путина, то какое отпочкование он репрезентировал до этого?

Д.А. А Азеф мог репрезентировать отпочкование и при этом работать на охранку?

Ф.С. У Азефа все-таки была гипермечта – убить царя. Я не думаю, что у Дугина есть гипермечта убить Путина.

Д.А. Возможно, у него есть другая гипермечта.

Ф.С. Само по себе евразийство – доктрина универсальная. Оно может быть приложено к чему угодно – к красному проекту, к националистическому проекту, к ныне существующему проекту, к модификации ныне существующего проекта.

Д.А. Дугин ждет человека, которому он мог бы предложить свою теорию.

Ф.С. Он со своим геополитическим евразийством готов включиться в любой активный имперский проект.

Д.А. Он словно говорит: «Идите ко мне, отпочкования! Идите и возьмите! Вот, у меня на прилавке лежит товар – любо-дорого!»

Ф.С. В том-то и дело, что его геополитическая широта превращает его проект в пустышку. Имперская универсальность делает его неудобоваримым ни для одного из волевых имперских центров. Если говорить не о персоналиях, а о чистых носителях идей – они могут быть описаны в следующей системе, той самой, состоящей из трех компонентов. Гиперсоветского, националистического и национал-псевдодемократического. При этом у всех трех есть смягченные варианты. У национал-псевдодемократического есть вариант Навального. У неокоммунистического – есть Зюганов. Люди существующей системы - то есть кадры Третьего Жругра. Общество имеет свои уровни радикальности. Человек, голосующий на парламентских выборах за Зюганова, не является человеком нового имперского проекта.

Д.А. Навальный радикальнее Зюганова.

Ф.С. Отчасти. Но Ельцин, будучи человеком системы, в свое время был тоже вполне радикален. Навальный является новой генерацией политиков России.

Д.А. Ельцин реально страдал за свою позицию. Его увольняли, снимали. Зюганов за время своего лидерства в КПРФ не пострадал от властей ни разу, никаким образом.

Ф.С. Да. Но системность не определяется этим фактором. Ты меня в свое время спросил, каковы критерии отделения отпочкований.

Д.А. Ты мне ответил, что твоя теория ничего об этом не говорит.

Ф.С. Я могу сказать, что восстания Спартака или Пугачева были связаны с отпочкованиями.

Д.А. Твоя теория говорит о том, что отпочкования появляются в какой-то связи с чем-то?

Ф.С. Как я полагаю, отпочкование может родиться в двух случаях. Когда государство терпит какой-то внешнеполитический ущерб, связанный с активностью государства другой метакультуры (неважно, державного государства или недержавного) – при условии, что метадержавное образование в результате контакта с силами той другой метакультуры не возникало ранее. И второй момент – когда оно конфликтует с державой той же метакультуры, но другого субкластера. Это довольно редкое явление.

Идет ли Слонопотам на свист, или Иллюзорность причинности

Беседа Фёдора Синельникова и Дмитрия Ахтырского

Ф.С. О фальсифицируемости. Рассматриваемые нами историософские, метаисторические вопросы все же не совсем - или совсем не - входят в компетенцию науки, о которой мыслил Поппер. Мы же не претендуем на создание научного...

Д.А. В пределе - все проблемы являются научными.

Ф.С. Если применять подход Поппера - он бы сказал, что та описательная модель, которую мы хотим приложить к истории, ненаучна.

Д.А. Я бы ему ответил, что она не то, чтобы ненаучна. Она недостаточно научна - и мы это прекрасно знаем. Мы используем слишком богатую символическую система. Она настолько рафинирована, что ее рамках мы можем предложить сразу несколько вариантов - и нам трудно их проверить. Мы находимся в процессе работы. А ее промежуточные результаты мы никому не навязываем. Есть проблема - и мы ее обсуждаем в рамках этого дискурса. Теория суперструн тоже плохо проверяется. К тому же мы с самого начала говорим, что не все в мире описывается в виде законов. В мире действуют не только падшие силы, лишившие себя свободы. Здесь возникает другой вопрос - а с какой стати наука должна заниматься только детерминированностями? Если в природе есть такая вещь, как свободная личность - это не значит, что она не может являться предметом научного исследования. Как так - вещь есть, а изучать ее нельзя?

Ф.С. Фактически, многие вещи вот так и замалчиваются в науке. Их нельзя изучать, потому что они разрушают сложившуюся картину мира. Они либо априори объявляются фальсификатами, либо не замечаются вовсе. А еще у гуманитариев, претендующих на научность, есть такой удивительный метод: использовать объяснения, которые объяснениями не являются. Особенно замечательны рассуждения о коллективном бессознательном. А что такое “коллективное бессознательное”? Как оно работает?

Д.А. Они уходят от онтологических вопросов.

Ф.С. Зачем тогда вводить термины, которые требуют трех томов дополнительных объяснений? Почему оно “коллективное”? Почему оно именно “бессознательное”?

Д.А. Сразу вспоминается Марк Твен с его рассказом “Ученые сказочки для примерных пожилых мальчиков и девочек”. В нем маленькие лесные зверюшки отправились в экспедицию и увидели поезд. И один из экспертов по итогам наблюдения сделал вывод: “Радуйтесь, ибо нам выпало счастье наблюдать явление несравненной важности. Это было Весеннее Равноденствие!” Всеобъясняющие объяснения. Как “божественная сила” в науках прошлого. Люди ставят сами себе предел для объяснения - и в отношении этих предельных понятий уже не задают себе вопроса, что это. “О, сынок, это уууууууууу! Это вещь! Коллективное бессознательное! Если бы я знал, что это такое - какое бы оно было “бессознательное”?” Такое “коллективное бессознательное” - это термин, замещающий термин “божество” в прежних научных дискурсах. “Часы показывают время, потому что обладают часопоказательной силой”, - такой пример на этот счет приводит Лейбниц в “Рассуждениях о метафизике”. Но в данном случае Поппера можно послать далеко и на него не ориентироваться. Посчитать, что мы с ним поговорили.

Ф.С. Теоретически - да. Но ты сам меня все время подкалываешь с этой попперовской фальсификацией.

Д.А. Ну так когда это возможно - то надо постараться. Когда речь идет о законе.

Ф.С. Ты так давно и упорно сам термин “закон” разрушаешь, что я сам последнее время стал задумываться: может быть, действительно, следует скорее говорить не о “законах”? Может быть, просто эти существа устанавливают во взаимодействии друг с другом такие правила - а мы интерпретируем эти правила как “законы”.

Д.А. Весьма корректное замечание. Когда речь идет о научном дискурсе - да, я требую строгости. Но я совсем не требую строгости, когда речь идет о метанаучном дискурсе. Когда речь идет о возможностях, о вероятностях.

Теоретически, я, конечно, против термина “закон”. Или - за его переосмысление. Я вообще не готов говорить о “причинах”. Пользоваться этим словом я могу - но с некоей преамбулой о своем понимании понятия причинности. В широком смысле слова, мы имеем право говорить о коррелятах. А “причина” - это чисто метафизическая категория, причем категория апофатическая. Причиной каждого события в предельном смысле является все предшествующее развитие Вселенной. Если все связано со всем - то тогда мы можем только вычленять некие линии, струи в причинно-следственном потоке. Одну линию выделить - и о ней говорить. Но мы никогда при этом не можем претендовать на полноту постижения причин. Я прекрасно помню о заветах дорогих товарищей высоких софистов. У Горгия была знаменитая триада - в трактате “О небытии”. Первым пунктом там доказывается, что ничего не существует. Вторым пунктом доказывается, что если что-то и существует, то это что-то непознаваемо. И, наконец, третий пункт доказательства утверждает, что если что-то и познаваемо, то познанное невыразимо. Но поговорить-то все равно хочется - даже если мы признаем все эти тезисы. Эллинский скептик Пиррон дожил до старости - и ничего, будучи философом, не написал, поскольку считал, что реальность непознаваема.

Ф.С. Если вернуться к нашим темам - нужно будет очень аккуратно выработать какую-то линию. Можно подавать все это не как законы истории, а… даже не знаю, как это сформулировать. Вот удивительная штука. У нас нет такого понятийного аппарата, который бы нам позволил адекватно обрисовать эту проблему. Это не закон истории - а, как ты говоришь, некая устойчивая сложившаяся модель взаимоотношений. Мы не знаем - вероятно, она может быть нарушена. При этом она в нашем опыте вроде как не нарушается.

Д.А. В известном смысле мы подобны амебам, которые пытаются понять, как устроен компьютер. Или даже не компьютер, а человек.

Ф.С. Все же я думаю, что там, где система включает в себя элементы демонизма, вовсю начинают работать как раз законы в жестком смысле этого слова. А там, где включаются высшие силы, там следует говорить не о законах, а о том, что очень трудно поддается описанию.

Д.А. Но даже если мы заговорим о законе - это может оказаться закон, понимание которого может намного превышать возможности нашего разума. Новоевропейская наука существует в ситуации принятия некоего молчаливого (или не очень) допущения, что ничего более высокого, чем человеческий разум, не бывает. Естественному ясному свету разума открыто все. И предполагается, что человек - это венец эволюции. Попытка говорить о каком-то высшем по отношению к человеку разуме блокируется даже на уровне эволюционной теории. Такая попытка может быть объявлена какой-нибудь “евгеникой”, тебя тут же обвинят в том, что ты говоришь о “сверхчеловеке”, что ты, наверное, нацист - или кто-то столь же ужасный. Возьмем проблему “люденов” в “Волны гасят ветер” братьев Стругацких. Изнутри человеческого вида возникает новый вид. Просиходит новый эволюционный шаг. И эти новые существа не могут обычным людям передать свои знания, поскольку люди для них слишком примитивны - а человек не может у них ничему научиться. Людям нечего делать на планете, зла людям они не желают - и они просто уходят. И вот наша наука такую возможность фактически отказывается допускать. Хотя гипотетические умозрительные эксперименты современная философия любит - вспомним хотя бы известный мысленный эксперимент “взбесившаяся вагонетка”.Ты оказался за рулем вагонетки и видишь, что впереди к рельсам привязано пять человек. Перед ними – стрелка, и можно успеть перейти на другой путь, к рельсам которого привязан только один человек. Какое решение выберет подопытный? А дальше идут все более и более утонченные вопросы. Та же ситуация, но ты стоишь на мосту через железнодорожные пути. Рядом с тобой стоит толстяк – в два раза тяжелее тебя. И ты точно знаешь, что если ты сам спрыгнешь на рельсы перед вагонеткой, твое тело не сможет ее остановить, а тело толстяка – сможет. И погибнет один человек, а не пять. Столкнешь ли ты толстяка на рельсы? Стандартный ответ в ходе этого эксперимента – сам бы прыгнуть мог, но толстяка не столкнул бы, даже глядя на то, как погибают пять.

Ф.С. (смеется) Я думаю, все зависит от того, что это за толстяк.

Д.А. Когда я говорю об дискурсе, предложенном Даниилом Андреевым, и реалиях его картины мира, мне интересна не только эпистемология, не только закономерности – но и воля, и мысли существ трансфизического и метаисторического плана. Что-то можно попытаться уловить, почувствовать – хотя трудно это верифицировать. Возможно, когда-нибудь на основе успехов какой-нибудь нейропсихологии или нейрометаистории мы сможем сказать, что существуют определенные типы эмоциональной активности, относящиеся к разным спектрам трансфизической и метаисторической реальности. И на чисто научной основе отличать воздействие кароссы от воздействия Соборной души. Хотя связать одно с другим все равно будет сложно. Мы сможем говорить о разных типах активности, но однозначно связать эту активность с теми или иными фигурами андреевского мифа будет невозможно по принципиальным эпистемологическим обстоятельствам. Далее начинается область веры. Но мы не можем молчать об этих вещах.