Услышав слово “религия”, западный (или прозападный) интеллектуал, живущий в мире Модерна и “проекта Просвещения”, хватается за все свои ментальные и эмоциональные пистолеты - а иногда и за вполне материальное огнестрельное оружие, призванное искоренить “предрассудки” совсем уже радикальным образом.
Как, почему подобная ситуация могла сложиться? Почему прогрессиста и эволюциониста - уверенного, что человечество в свое время выделилось из животного мира, вышло на качественно новый уровень развития - значительно меньше беспокоят вполне животные проявления человека, такие, как инстинкты самосохранения и продолжения рода, склонность к выстраиванию социальных иерархий и самоутверждению, чем так называемая “религия”, не наблюдаемая нами в животном мире?
Антирелигиозное умонастроение интеллектуалов Запада вполне можно попробовать вывести из фрейдовского “танатоса”, влечения к небытию, реализуемого в форме желания вернуться в исходное место, желания свернуть проект “человечество” и реставрировать “закон джунглей” с его главным тезисом “кто сильнее, тот и прав”, взяв за образец ту или иную модификацию обезьяньего сообщества. В пользу этой гипотезы свидетельствует быстрый социальный регресс обществ, в которых религия искоренялась - имею в виду общества советское, китайское, албанское и некоторые другие.
Но эта гипотеза отнюдь не исчерпывает сути проблемы. Антирелигиозность только в одном из своих аспектов может рассматриваться как контрэволюционное явление - поскольку в тех западных обществах, где религия не подавлялась насильственным образом, но ее влияние снижалось более естественным путем, мы подобного регресса не наблюдаем. Скорее, напротив.
Проблема в том, что под словом “религия” современный человек может понимать весьма широкий круг явлений социальной и психологической реальности - вплоть полного когнитивного диссонанса между собеседниками, употребляющими в коммуникации эту семантическую единицу.
Для современного интеллектуала слово “религия” наполнено смыслами, вложенными в него радикальными мыслителями “века Просвещения” - антиклерикально, а часто и атеистически настроенными. Эти мыслители, как это с мыслителями часто случается, были воинами, желавшими перехватить у иных групп интеллектуалов возможности социального контроля, возможности влияния на политические власти. С другой стороны, они честно хотели помочь человечеству избавиться от того, что они считали социальным злом - и во многом они это зло связывали именно с “религией”.
Какую именно “гадину” призывал раздавить Вольтер?
Образ ее прекрасно был обрисован мультипликаторами “Студии 420” в их творении “О жрецах”. Это некий социально-идеологический комплекс (я его в одной из своих разработок называл “ДТС” - догматико-традиционалистская система), чьей целью является установление контроля над обществом, используя определенные идеологические построения, способные воздействовать на человеческую психику, работающие с различными страхами и упованиями. “Просветительской” классикой стал негативный образ жреца/священника, запугивающего толпу страшными небесными знаменями и ведущего за собой посулами молочных рек и кисельных берегов в иной или уже в этой жизни.
Нетрудно впрочем, заметить, что подобный образ можно слепить и на ином материале. Представим себе современного высокоученого эксперта, со страниц популярных изданий и телеканалов (“британские ученые установили”) вещает о страшном вреде холестерина или о грядущих радостях, связанных с созданием искусственного интеллекта. В конечном итоге власть научного сообщества тоже держится во многом именно на манипуляциях со страхами и желаниями (включая самые базовые) - и на спайке с политическими и экономическими элитами. Различаться будет только вокабулярий и дресс-код.
Но у “просветителя” есть еще один весьма сильный аргумент. Он сводится к тому, что “религия” только обещает, а “наука” работает, дает синицу в руки - а значит (хотя этот переход не обосновывается) от нее можно ждать и журавля в небе. И правда, наука имеет мощную утилитарную составляющую - в этом она прямо наследует древним колдунам и шаманам, имевшими дело с погодой, болезнями, урожаями и охотой. Можно предположить, что человеческая культура сделала в своем спиральном развитии полный оборот - и науку мы можем рассматривать как некую форму современной магии. В таком случае, войну “науки” против “религии” можно представить как своеобразную форму мести за поражение своего ушедшего альтер-эго из предшествующего цикла. Выкорчевывание религиями аграрной эпохи предшествующих форм “наукорелигии” современному человеку очень хорошо знакомо по образу костра инквизиции. Характерно, что на этих кострах горели как ведьмы, так и вестники завтрашнего дня науки.
Впрочем, в ту эпоху говорить об их раздельном существовании невозможно. Провести демаркацию этих двух феноменов человеческой культуры - “науки” и “религии” - когда речь идет о тех временах, малореально. Эта оппозиция имеет свой срок жизни, это разделение в свое время стало культурной реальностью - и, вполне вероятно, сегодня мы наблюдаем тенденцию воссоединения этих двух феноменов. Такие демаркации, разумеется, были и остаются в моде у популяризаторов науки. Несмотря на свое отвержение идеи “золотого века”, от которого уходит деградирующее человечество, генеалогии для этих культуртрегеров тоже весьма важны - см. главу из введения к книге “Механизмы империосферы”. Ростки современности ищутся по всей истории: медицинские - у шаманов и знахарей, астрономические - у астрологов, химические - у алхимиков; главным интеллектуалом античности становится Архимед, который сам считал свои практические изобретения малозначимым развлечением по сравнению со своими занятиями чистой бесполезной наукой в аристотелевском духе; а советские академики не иначе как в подрывных целях пронесли мимо очей цензоров переводы сочинений ранних даосов, обозвав оные сочинения “философией древнекитайских материалистов”.
Да, та “религия”, которая торжествовала и нередко воинствовала между эпохами шаманизма и модернистской науки, не приветствовала утилитаризм. Ее влекло царство чистого духа. Утилитаризм прдшествующей эпохи представлялся адептам новых религий (как правило прозелитических, преодолевавших культурные границы) демонослужением и/или суеверием. Человеком в ту эпоху двигал сверхприродный порыв, стремление приобщиться к реальности, запредельной всему сущему в окружающем его мире - и одновременно скрытой в глубине познающего и составляющей его суть.
Власть над стихиями и их духами, которой обладали колдуны и шаманы, уступила место власти высшего сверхприродного начала. Жрец/священник уже не мог прямо присвоить эту силу себе, но мог объявлять себя ее глашатаем. Теневая сторона этого этапа (крайне важного с познавательной и этической точки зрения) - возможность манипуляций с менее грубоутилитарными страхами и желаниями, с понятиями “долга”, “чести”, “совести”, “верности” и многими другими. Верхом манипуляции являлась доктрина полного добровольного послушания верховному божеству, декларирующему свою волю через своих доверенных лиц на земле.
Частичный компромисс религии трансцендентного (они же “древние философии”) с “наукорелигией” более древнего периода все же установили. Знание загробных путей, болезни, стихии и т.д. тоже оказались в ведении новых иерархий. “Вошло” не все: моления о дожде оказались вполне адаптированы, а вот чтобы у врага “руки отсохли” - нет (разве что на уровне международной политики). Тем не менее, материальных выгод новые божества посылать были не обязаны. Этот компромисс был полулегальным - и нередко бывал заклеймен поборниками чистоты веры в трансцендентное.
Но несмотря на всю шаткость этого компромисса, для адепта "религии науки" одной и той же маслянистой субстанцией мазаны как колдуны с шаманами, так и жрецы, священники, харизматики и рационалистические схоласты-штундисты, пророки, йоги, даосы и все прочие формы мировоззрения "до Коперника и Галилея". Лишь некоторым (и то отчасти) удавалось попасть в новые пантеоны в виде предтеч восхода солнца единственно правильной в мире научной картины мира и ея универсального уникального эксклюзивного магистрального метода. К примеру, стократно отверженный ранним Модерном Аристотель (он находился в статусе высшего философского авторитета средневековой схоластики, а потому и стал одной из центральных мишеней интеллектуалов-революционеров) через пару-тройку сотен лет стал вполне терпим сциентистами. Можете прямо сейчас надеть прибор статистического числовидения, попробовать найти среднестатистического ученого и задать ему вопрос, кто кого сборет - Платон или Аристотель. И вы все поймете.
Конечно, попытки самозванцев назначить себя глашатаем воли высшего трансцендентного существа раздражают свободного мыслящего человека. Раздражают и шарлатаны, материализующие духов, раздающие слонов и берущиеся отвечать на вопросы типа "почему в продаже нет животного масла". Но ведь установления "британских ученых" раздражают никак не меньше. А если последние являются советниками на службе тоталитарного государства - дело совсем плохо. Потому что у "ученых" бывает та же склонность к властолюбию, та же гордыня, та же непоколебимая уверенность в собственной правоте, то же корыстолюбие и стремление к славе, что и у самозванцев с шарлатанами.
И если вы видите, как какой-нибудь философствующий ученый сражается с адептами идеи "интеллектуального дизайна" Вселенной, то постарайтесь определить, какова подоплека этой войны. Может быть, его противники нечисты на руку и допускают логические и фактологические подмены. Но - что вполне вероятно - он просто ведет старую войну за власть, осознавая ту самую связь дискурса и власти, о которой много писал Мишель Фуко. Разоблачает в своей среде еретиков и уклонистов, которые, по его мнению, льют воду на мельницу врагов-мракобесов. И ради победы в этой войне такой ученый готов пожертвовать многим. Он может отрицать свободу, любовь, этику. Все, кроме слепого червя эволюции, генов и межнейронных взаимодействий. Спалить напалмом всю территорию, которую может захватить враг - и наплевать, что самому придется жить на голой скале, не приспособленной для жизни.
Но тогда вы видите перед собой самозванца и шарлатана, а не ученого. Догматика и инквизитора. Жреца "религии науки". Пособника очередной "гадины" - эти гадины свивают себе гнезда на самых разных деревьях.
Метод, который действительно заслуживает названия "научного", позволяет различать этих гадин. Он сводится к общему нравственному кодексу. Стоит не иметь лицеприятия, не выносить свидетельства ложна, не лгать ни другим, ни себе, быть внимательным. Стараться, чтобы суждения не зависели от стремления к власти, богатству и славе - об этом хорошо знали еще эллины. В такой среде гадины не выживают - по причине отсутствия источников питания.
