О разумной планете и регулировке численности населения

Довольно популярна точка зрения, что массовая гибель людей (в частности, в процессе мировых войн) является регулировкой численности популяции самой планетой как неким живым, сознательным, разумным целым.

Но множество гипотетических способов, с помощью которых разумная планета может корректировать количество своих обитателей, просто огромно. Переориентировать сексуально, побудить к чайльдфри, посеять асексуальность, стимулировать экологическое сознание - масса способов. И все это мы видим - эти процессы идут.

А война - самый варварский, причем требует такого же воздействия - через человеческую психику, сознание, бессознательное. При этом отличается повышенным уровнем страданий участников, да и планета в целом тоже страдает.

Какие выводы можно сделать?

1. Планете по барабану и она применяет сразу все методы.

2. Планета страдает садомазохизмом, любит и сама помучаться, и других помучать.

3. В поле планетарного сознания идет война - та самая, о которой Достоевский писал, в которой "поле битвы - сердца людей".

Остается только поменять слово "люди" на словосочетание "сознающие (чувствующие, познающие, живые) существа - а то прекрасный работник Витька Корнеев груб - и всегда произносит слово "антропоцентрист" с отвращением.

Одно дело, когда человек едет в далекое путешествие (которое иные называют эмиграцией) в целях познания - а другое дело, когда ради выживания. То есть он, в общем-то, не хотел эмигрировать. И задача - сделать так, чтобы таким людям было хорошо там, где они живут. Задача же приема таких беженцев очень сложна. Нужно обеспечить максимально возможный уровень комфорта - при условиях тяжести принятия моральных императивов принимающего сообщества. Поскольку человек часто склонен при выходе из угнетенного состояния репродуцировать ту же систему, но только с собой в роди угнетателя, а не угнетенного. И если страны "запада" будут просто принимать, но не интегрировать, если они сформируют из беженцев аналог индийской варны шудр (этнически отличных от правящего большинства низов) - дело объединения человечества несколько затянется.

творчество - это праздник любви, которая не завоевывается актом творчества, но празднуется посредством него

Три лица реальности

Реальность открывается перед нами в трех лицах - как Я, как Ты, и как Она/Он/Оно. И тут уж как в контексте лучше - так и писать лучше. Когда мало народу говорит в этом контексте "я" - так если скажешь "я", то и за кандидата в мессию примут, со всеми вытекающими. Скажешь "ты" - тоже подумают, что с духами общаешься, или что маньяк. А в третьем - получается что-то из разряда трактатов о сопротивлении материалов. И скучно, и грустно, и теряется что-то экзистенциально важное. Но зато можно оставаться скромным, и не объявлять себя ни самим возлюбленным, ни удостоенным встреч с возлюбленной. Но потом хочется отшвырнуть респектабельную тросточку и кричать - то ли "я червь, я бог!", то ли "передо мной явилась ты!.." - а прохожим, может быть, только полезно такое увидеть. А потом снова мысль о психушке, автозаке, пересылке, аминазине, лоботомии, лагере, камнях, цикуте и горе с лысой верхушкой.

О музе

Муза не диктует, а ведет беседу. Она говорит - но ей важна и наша реакция, и многое другое. В некотором смысле - она вообще, может быть, аспект нашего высшего "я". Она шепчет тебе слово "люблю" - и ты находишь нужные слова, используя тот арсенал, который у тебя есть. Творчески его используя. Поэму жителей Альфы Центавра музы не передают. Поэтому ченнелинг вызывает вопросы - музы могли бы выразиться лучше - или просто плохо знают наш язык - но тогда это не музы. Это просто ищущие контакта существа. Кстати, может быть и так. Но только диктовать текст из другого мира не имеет смысла - никто не поймет. Нужен переводчик и даже соавтор, я бы сказал. Поэт - не транслятор, он сотворец.

поэзия - это те слова, которые я хотел бы сказать своему возлюбленному, но не чтобы его завоевать - а просто оттого, что он есть

На тему истины и лжи

Интереснейшее место из ранней Гиппиус (роман "Сумерки духа" тысяча девятисотого года):

"Солгать или умолчать на прямо предложенный вопрос - ему еще никогда не представлялось нужды. Говорить то, что есть, - гораздо скорее, проще и легче, нежели выдумывать какие-то соображения. И какие могу быть соображения? Что стоит труда быть скрытым? Ничто не стоит этого праздного труда. Пусть люди, как хотят, справляются со всякой правдой, с важной и неважной. Это им только полезно".

Первое впечатление от фразы - герой, о котором такое говорится, прекрасный свободный человек, свободный от лжи.

Но живет такой человек, как и мы все, где-то в окрестностях ворот Расемон - тех, которые на территории Зоны. В секретные комнаты его и нашей жизни сталкеры водят тех, водят кто еще думает, что он обитает в каком-то другом месте, простом и понятном, а имя "Алиса" все еще не почитает как одно из своих родовых имен.

"Что есть истина?" - спрашивает Пилат. Иисус молчит. Булгаковский отвечает - но смысл его ответа лежит в иной плоскости по отношению к контексту заданного вопроса. Просто вопрос был задан с претензией на всеобщность, а ответ бы совершенно конкретным. И оба варианта выражают одну вещь, выраженную разными способами.

Можно и не желать ничего скрывать, но как ответить, если ты сам не знаешь ответа? Пожалуй, только сказать - "я и сам не знаю, давай вместе подумает над этим, если таково наше общее желание".

Спрашивает у меня человек, к примеру, совершил ли я то или иное действие. Как ответить? Ведь вопрос неконкретен. Как понять, какое именно действие имеется в виду? Точно ли задается вопрос? Интересно ли человеку именно это - или он задавал какой-то другой вопрос, маскируя его вопросом вербализованным? И мой конкретный ответ на неконкретный вопрос будет слишком общим. Если вопрос не учитывает контекста - то как мне в ответе дать понять о наличии такого контекста? Ведь неточно спрашивающий, скорее всего, домыслит контекст сам - и не факт, что он будет совпадать с реально имевшим место. И тогда ответ, даже и против моей воли, будет лживым.

Интересно ли персонажу Гиппиус, как именно его понимают говорящие с ним и слушающие его? Как они воспринимают его честные ответы? Волнует ли его проблема, доходит ли его сообщение до собеседника? Или он удовлетворяется пониманием самого поверхностного уровня сообщения - а оно, если не учитывать более тонких уровней - оказывается в той или иной (может быть, огромной) степени ложным?

Какую истинную нить слов можно выделить в покрывале Майи - в бесконечной мировой ризоматической грибнице смыслов, значений и концептов, из которых ткутся так называемые события и факты - как т.н. внутренней, так и т.н. внешней жизни?

Истина не в фактах и не в событиях, как мне кажется. Она только тогда существует, когда в беспредельной свободе звучит "я тебя люблю" - и расцветает сто цветов, которые никакие председатели не смогут срезать и растоптать.

И все, что появляется из образующегося сияния - и есть истинное. Истинное настолько, насколько позволяет просвечивать сквозь себя этому свету. Который и есть сама истина - и о котором нельзя сказать никакими словами, хотя не пытаться почти невозможно.ф

Вторчество

Оговорочка: хотел напечатать слово "творчество", а получилось "вторчество".

Гадание по Фрейду дает следующий результат - то ли творчество мое вторично, то ли я обторчался.

Предпочитаю второй вариант. Он предполагает психоделическую, психоактивную природу процесса индивидуального и коллективного развития.

Впрочем, если и гадать - то только на прекрасном. Ромашка прекрасна сама по себе, а вот количество ее лепестков имеет к ее красоте лишь некоторое - и, возможно, весьма малое - отношение.

О лучшем игроке

Сложно участвовать в битве, которую не хочешь выиграть, в которой пряники победителя тебя не вдохновляют, и кнуты побежденным не впечатляют. Кнутов не хотелось бы, конечно, тем не менее - вот если бы бы были только пряники, а проигравшим тоже пряники за одним столом - совсем другая была бы игра.

Самый плохой игрок - который боится поражения так, что и не думает о победе.

Лучше его - тот, кому поражение тоже весьма не мило, но и победа ему желанна.

Еще лучше - тот, кто отвергает с порога страх поражения и думает только о победе - нередко и о победе духа, или о грядущей победе - когда понятно, что эта конкретная игра проиграна.

Но лучший - тот, кто не боится поражения и не стремится к победе. Для него остается только творчество, свободное от мелких страхов и желаний - только та/тот/то, от кого он не может оторвать глаз. Он уже победил. Он и есть победа.

Победитель потому и называется победителем, потому что ничего и никого не побеждал.Такой может помочь выйти из игры тем "плохим игрокам", кто изначально не хотел в нее играть - а также тем, кому очень хотелось иметь в собственности ту корову, на которую игра велась. И научить играть в другие игры.