говорят многие в ответ на прекрасные мысли - утопизм, дескать - но нет никакого утопизма - все просто - откуда вам свет светит - неужели от осознания возможности выиграть на очередной котировке хуевых валют?

только беспредельная вера в безграничный творческий потенциал каждого живого существа может питать идею возможности анархии - и да, анархия невозможна до тех пор, пока власть не перестанет быть в моде

о хороших и плохих мыслях

хорошая мысль только и ждет того, чтобы кому-нибудь впрыснуться - вштырить кого-нибудь - плохая тоже - но на плохую люди подсаживаются и теряют человеческий облик - а вот то ли дело хорошая мысль! - как придет - так и не пропадет - рассказал ее тому-другому - глядишь, и вставила! - плохие мысли уходят, потому что современные плохие не в силах понять мыслей плохих из прошлого - плохие мысли - они потому и плохие, что некачественные и некайфовые - хорошая мысль кайфова всегда - а если она нехороша, то и некайфова.- а плохих мыслей нельзя понять - можно только врубиться, что думающий ее хочет опять захватить вселенную. как тот париж, в который он давно уже хотел - а захват вселенной не лучший мотиватор для мысли - больно низенький поставлен ей потолок - ведь о чем же еще мыслить, как не о благе всех живых существ?

Должно ли искусство служить “делу” освобождения?

Должно ли искусство служить “делу” освобождения?

Не должно - потому что только та вещь, которая открывает пути к свободе, и может называться искусством. Только свободный может творить - и творцом человек является именно в той степени, в какой он свободен. Свобода - условие для возможности искусства - и чем меньше свободы, тем меньше искусства. В искусстве реализуется свобода, и творческий акт - и есть акт освобождения. Освобождение - не внешняя задача искусства, а его внутренняя задача. Свобода - природа творческого акта

“Чистое искусство”? “Искусство для искусства”? Да, безусловно, чем чище искусство, тем в большей степени оно именно искусство, а не ремесло, не средство зарабатывания славы, денег, влияния. И чем более оно искусство, тем в большей степени оно является целью и задачей для самого себя.

Радикальный имморалистический эстетизм - та фаза в эволюционировании человеческого творчества, которую последнее не могло не пройти. Эмансипация искусства была невозможна без прохождения через зону бифуркации, без экстремального эпатажа.

Свобода и освобождение не являются моральными категориями. Напротив, этика и может существовать только в свободе.

Может ли творческий акт одного существа вести к несвободе других существ? Только ценой ущербления мирового творческого процесса. В конечном счете, использование в своих творческих целях других живых существ в качестве инструментов и материала ведет к деградации самого творца-насильника. Если рассматривать развитие вселенной в целом и человечества в частности как совокупный множественный и единый одновременно, континуальный и дискретный одновременно творческий акт, то лишение других существ творческих возможностей станет актом против творчества как такового - потому что чем более свободна реальность, тем в большей степени в ней может проявиться творческий момент.

Творчество и его конкретные реализации (“искусство”) не служат свободе и ее “делу”. У свободы нет дел. У свободы есть ее активный аспект - творчество - и пассивный аспект - любовь. “Дела” - это принуждение.

Прорыв к свободе - всегда часть творческого акта. Иначе “свобода” становится симуляцией - и “освобожденные” быстро запираются в ГУЛаг и его аналоги. И недаром арбитр изящества Оскар Уайльд написал мини-трактат “Душа человека при социализме”, в котором описывает социализм как индивидуалистический строй, в котором нет места семье и частной собственности.

Революция и эволюция

Подобно ангелу Пери, я неизменно спутываю слова “революция” и “эволюция”.

В революции, например, что-то обязательно должно поворачивать - я бы даже сказал, вращаться, делать оборот. Но на сколько? На девяносто градусов? Или, быть может, на сто восемьдесят - а то и на все триста шестьдесят? И все, как и бывает в циклах, безо всякого прорыва на другую сторону, откуда уж нет возврата к прежнему, которое прошло.

Возвращение на круги своя - вот чем была революция, о коей шла речь в De revolutionibus orbium coelestium. Говорил трактат о кругах - а сам стал прорывом кругов. “У слов никогда не было постоянного смысла”, - написано у Чжуан-цзы - китайцы еще в эпоху Сражающихся царств, а то и в предшествовавшую ей, именующуюся “Весны и Осени”, знали толк в постмодернистских археологиях знания. Вот и слово “революция” сорвалось со своего круга и полетело к какой-то другой звезде.

А потом появилась эволюция. Сначала разворачивали свитки, а потом разворачиваться стало вообще все. И никогда не сворачивается раз развернувшееся. Бесконечная ковровая дорожка, по которой шествуют к славе звезды.

Странствуем в беспредельном - в небывалую новь. Даже насельники неподвижной земли - там, в центре своего мира - что-то подозревают. Фалесово архэ - океан реальности - закручивается в водовороте. То ли низвержение в Мальстрем - то ли птица Феникс взвивается по спирали в безвоздушное, безоблачное - синее - черное - белое - прозрачное - никакое.

Разворачиваемся - прорываемся - прорываемся - разворачиваемся в марше - прорываем омоновы цепи. - Быстро! Страшно! Чуть помедленнее, кони! Эскадра равняется по последнему! Дождемся арьергарда! Обозы отрежут! - Завтра будет поздно! Окно Овертона закрывается внезапно! Играем на опережение! Симплегады смыкаются - самый полный!

Улиткой по склону Фудзи - или стрелой в сердце Брамы? Но для Фудзи равно стремительны и стрела, и улитка. Но для Тары, тысячу раз облетающей вокруг земли за мгновение, в неподвижности застыли Ахилл с черепахой.

Эволюция - это медленно? Революция - это быстро? Но что такое “медленно”? Что такое “быстро”?

Эволюция - это плавно? Революция - это прерывисто? Но что такое “прерывисто” и “плавно”? Плавно ли плавится лед? Революционно ли закипает вода?

Даже Желтый Предок не мог отличить эволюцию от революции. В двух соснах этой бинарной оппозиции заблудились бы и странники с люденами - но чужие здесь не ходят, а свои в такую погоду дома сидят, телевизор смотрят, кормят соловьиными языками кисельных барышень.

Неподвижно несется, стоит стремительно. О, континуальность дискретного! О, прерывность непрерывного!..

Национал-антисоциализм

Что показательно, “альтернативные правые” (Трамп, Путин, Болсонеро, Дуда и др.), апеллируя к “народу”, в области экономики принимают самые жесткие варианты для большинства населения в сочетании с максимумом льгот для истеблишмента. Их политика - урезание социальных программ и продвижение разнообразных бонусов для экономических элит, что ведет к углублению социального и имущественного расслоения.

Это своего рода национал-антисоциализм.

Пропаганда альтернативных правых часто использует аргумент, согласно которому “социальную помощь получают антисоциальные элементы (тунеядцы, мигранты и т.д.). Вторая линия пропаганды - переключение внимания целевой аудитории с экономических проблем на проблемы культурные (педалирование различных видов ксенофобии).

Проблема для альтернативных правых - удастся ли им канализировать растущее в ситуации прогрессирующего расслоения и ухудшения положения большинства населения недовольство в желательные для них стороны - то есть в адрес “врагов веры, царя и отечества” (по преимуществу, в адрес “евреев и студентов”, то есть “чужих” и “умников”).

Мне представляется, что “национал-антисоциализм” вне реального улучшения экономического положения большинства не имеет перспектив. Путин в свое время сумел использовать в своих целях резкий рост цен на нефть. Однако ситуация изменилась - возможно, переломным моментом стало подписание Путиным проекта пенсионной реформы. В такой ситуации эксплуатировать энтузиазм, базирующийся на ксенофобии и шовинизме, становится значительно сложнее.

В данном случае Путин и другие гослидеры из числа “альтернативных правых” напоминают не Муссолини или Гитлера - а, скорее, власть в Российской империи эпохи Николая “Второго” Романова. Та же направленная на усиление расслоения экономическая политика (та же по вектору, а не по конкретным ходам), та же апелляция к чувствам шовинизма и ксенофобии, к “традиционным ценностям” - но при полном пренебрежении проблемами экономического благополучия большинства, проблемами реального развития экономики, науки, образования и медицины.

Именно “антисоциализм” отличает альтернативно-правую практику от практики тоталитарных режимов Третьего Рейха и СССР.

При отсутствии “социалистической” компоненты власть гораздо быстрее теряет возможность перенаправлять недовольство населения - соответственно, гораздо быстрее происходит смена власти. В зависимости от конкретики процесс такой смены, однако, может предваряться и сопровождаться большими и малыми войнами - внешними и внутренними.

Идентичность совы

Нижеприведенный анекдот неплохо описывает мою позицию по поводу проблемы идентичности.

Летит по лесу ворона, видит сову. Сова, покачиваясь, висит на ветке вверх ногами.

- Сова!

Нет ответа.

- Сова!!! Ты глухая?!

Нет ответа.

Ворона машет крылом перед глазами совы.

- Сова!!!!!!!! Ты слепая???!!!

- Нет ответа.

- Сова!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Ты какая-то не такая!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

- Слепая... глухая... кривая... такая... какая... Я НИКАКАЯ!!!

И не сова, добавляет рассказчик. А случай на мосту через совиный ручей, который "совиным" назвали по недоразумению.

как будто идешь ты по синему морю

и даришь всем встречным акулам ромашки

Что такое философия? - Лекция 2 - Дмитрий Ахтырский

Немного о симулятивном капитализме

К сожалению, многие из тех, кого именуют "российским либералами", таковыми совсем не являются. А являются они симуляцией - и корректнее всего называть их псевдолибералами. И тот "капитализм" России 90-х, по которому они ностальгируют, вовсе не был капитализмом, но был симулятивным капитализмом, который пришел на смену столь же симулятивному "социализму".

Правые либералы - это, к примеру, Ангела Меркель. К коррупции правые либералы ее типа относятся несколько хуже, чем правительственные команды "реформаторов" в России 90-х. И вещей типа ваучерной приватизации по Чубайсу и залоговых аукционов себе не позволяли. Давайте, к примеру, посмотрим на приватизацию в Великобритании эпохи Тэтчер. Много ли вы слышали о коррупционных скандалах в связи с ней (хотя у меня мало сомнений в том, что таковые были, и были не как исключение)? А вот российская приватизация - один большой коррупционный скандал. Мало того, изначально в приватизации огромную роль играли кадры из КГБ. К примеру, Филипп Бобков, курировавший в ГБ диссидентов и полудиссидентов, а также просто слегка инакомыслящих, стал фактически вторым человеком в хХолдинге МОСТ Гусинского (НТВ и прочее).

Передача госсобственности в частные руки совсем не есть инициация капитализма западного - а тем более, современного западного образца. И это при всех проблемах, которые есть у современного капитализма на Западе. Спросите, к примеру, куда делся в современных США средний класс. Проблемы с российским несопоставимы, конечно, но ряд векторов трансформации весьма неприятен. Системы медицины и образования, к примеру, находятся едва ли не в катастрофическом состооянии.

При Ельцине сформировался изначально порочный социально-политическо-экономический строй, который имеет мало отношения как к классическому западному капитализму, так и к современному. Он куда больше похож на ущербный капитализм (точнее, симулятивный капитализм) многих стран "третьего мира". Парагвай с ракетами, которые к тому же постоянно падают. Симулятивный - потому что на деле более существенную роль в таком строе играют отношения, которые, если привязывать их к марксовым формациям, напоминают скореее смесь феодальных и рабовладельческих. Элементы рыночных отношений в таком строе сами становятся распределяемым властью ресурсом. Угодный власти получает максимум (относительный) этой свободы, неугодный вылетает с рынка - часто на тот свет или на зону.

Напоминаю, что именно наиболее активные агенты приватизации и привели Путина к власти. А Чубайс является и сейчас представителем госэлиты. Они заключили с путинской властью договор, который Путин и соблюдает. Если бывший "олигарх" не лезет в антиправительственную деятельность - как Березовский - его преследуют только в том случае, если он переходит дорогу более влиятельному игроку.

Латынину, к примеру, от Михаила Леонтьева отличает только симпатия последнего к путинскому режиму. Оба - не либералы, а фашисты. Просто Латынина выступает за планетарный фашизм, который должен воцариться сначала в странах Запада, а потом на штыках придти в Россию, а Леонтьев и ему подобные - за построение фашизма в одной отдельно взятой стране и дальнейшее продвижение фашизма на Запад при руководящей и направляющей роли России. По этой линии Латынина - аналог меньшевиков с одной стороны и троцкистов с другой, а Леонтьев - сталинистов. Трампу симпатизируют, впрочем, обе стороны. Обе думают, что "трампнаш".

Ситуативно я оказываюсь часто на стороне российских псевдолибералов, поскольку они занимают антиимперскую позицию. Российская империя является тормозом развития мира по направлению к обществу без принуждения.Она коррумпирует западные общества и склоняет его встать на фашистский путь развития, на путь архаизации. Но далее мои пути с псевдолибералами кардинальным образом расходятся.

В современный мир следует встраиваться, не имитируя ранние стадии развития капитализма, а ориентируясь на наиболее творческие прогрессивные модели, глядя на Канаду, Исландию, Скандинавию и т.д. Никаких догм тут не может быть, поможет только творческая интеллектуальная работа - если после нынешнего режима не останется в социально-экономическом и культурном плане выжженная земля.

А слова типа "правый" и "левый", "социализм" и "капитализм" - лучше их вообще забыть. Ориентация - минимизация принуждения.

бог - анархист

и царство его - анархия

Жизнь для себя как путь в путинизм

Один из основных недостатков антибольшевистского дискурса во времена перестройки и постсоветской России - проповедь так называемой “жизни для себя”. Идея служения идеалам скомпрометировала себя, поскольку идеалы оказались фальшивыми, симулятивными, марионеточными, бутафорскими. В результате в качестве идеального состояния был утвержден эгоистический цинизм. “Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу”. Как нельзя кстати оказались отвлеченные доктрины экономистов типа Фридмана, не то “неолибералов”, не то “неоконов”, согласно которым, лучшее, что ты можешь сделать для общества - стремиться к максимизации собственной прибыли.

Проповедники “жизни для себя”, однако, игнорировали тот момент, что общество в СССР не было коллективистским - напротив, оно было глубоко атомизированным. Шестеренка не служит интересам набора деталей, из которого состоит машина. Она вообще ничему не служит, а точнее - служит только внешним образом, не обладая субъектностью. Общество именно в той степени является обществом, а не контингентом особей, в какой состоит из свободных индивидуумов, добровольно кооперирующихся. Контингент особей как целое, если и служит чему-то, то не благу этого целого, а чему-то внешнему по отношению к себе, причем отнюдь не божеству и не эволюции - а тем, кто вместе с властью присвоил себе функцию глаголания от лица божества, глашатая, транслирующего массам божеские и/или природные законы. Энтузиазм, подогреваемый репрессией, фальшив. Именно в условиях господства фальшивого энтузиазма и воспитывается в итоге атомизированный эгоист, стремящийся к корыстным эгоистическим целям - и “общественное” становится эвфемизмом либо для прямого принуждения, либо для коррупционных отношений. В такой системе слово “коррупция” означает скорее “порчу” вертикали принуждения, а не разложение горизонтальных общественных связей - отсюда поговорка, что хуже коррумпированного тоталитарного режима может быть только НЕкоррумпированный тоталитарный режим. Отсутствие не патронируемых сверху горизонтальных объединений - объединений равных индивидуумов - и есть отсутствие “общества”. В пределе каждая особь в симулирующем “общественность” контингенте находится в своего рода одиночной камере - и сообщаться может только с тюремщиками.

И вот атомизированному индивиду на выходе из жесткой системы контроля и подавления - стимулировавшей именно атомизацию, а отнюдь не коллективизм - предлагается то, чем он занимался в этой фальшиво коллективистской системе и раньше. А именно: “жить для себя”. Что означает и к чему ведет такой призыв в условиях отсутствия гражданского общества и его институтов? Понимали ли призывавшие, что возникновение и функционирование гражданского общества попросту невозможны в том случае, если подобный эгоистический манифест достигает цели и утверждается в сознании критической массы не обученных критическому мышлению социальных атомов?

Естественно, что “жители для себя” так и не стали гражданами. И, как следствие, якобы дарованные им “гражданские права” оказались не более, чем симуляцией, филькиной вольной грамотой, над которой хохочут рабовладельцы и работорговцы. “Освобожденный” контингент не смог превратиться в общество. Особи не научились быть свободными, поскольку ни равенства, ни братства псевдосвобода эгоиста не предусматривала - в эгоистической псевдосвободе могут существовать только господа и рабы.

Ненависть к “социальному” привела не к свободе, а к новому старому рабству. Неспособные к самоорганизации овцы оказались не на вольных пастбищах, а в очередном загоне. Гражданское общество возникает только в ситуации свободного стремления к общему благу, понимание которого возникает на основе горизонтально-сетевого консенсуса.

Стремление к общему благу предполагает именно критический анализ всего, транслируемого властью. Сопротивление власти, которая разлагает социум на атомы в интересах подавления и контроля, является реализацией стремления к общему благу - а не “антиобщественным действием”, как то пытается подать власть, симулирующая общественный договор. Действенное сопротивление возможно только в атмосфере взаимовыручки, взаимопомощи, сотрудничества друг с другом, а уж потом - с позиции силы, которую представляет собой гражданская ассоциация - с “администрацией”.

Могут сказать, что самоотверженные рыцари-идеалисты, приходя к власти, сами становятся тиранами-драконами. Такое случается - когда возникает иллюзия, что структура подавления может быть “нашей”, когда люди доверяют ей бесконтрольно действовать как бы от своего имени, надеясь, что “теперь-то все само собой пойдет как надо”. Не пойдет. Гражданское общество - это постоянный социальный активизм, социальное горизонтальное взаимодействие, препятствующее тенденциям социального закрепощения и коррумпирования. Любое государство, если в нем этот социальный активизм прекратится, в кратчайшее время станет государством фашистским, государством тоталитарным.

Именно этот процесс мы в очередной раз и наблюдаем. И не Путин является его инициатором. Путинизм является - помимо прочего - следствием циническо-эгоистических установок, игнорирующих “общественное”, формирующих презрительное отношение к любому альтруизму. Установок, свойственных не свободному гражданину, а блатарю в жестко иерархизированной криминальной группировке.

Да, говоря об “отечестве” - а шире, об общем благе - многие имеют в виду “ваше превосходительство”. “В нашей стране все во благо человека - и я знаю этого человека”. Однако могущее возникнуть - в связи с наличием симуляций - отвращение к самой идее общего блага подобно стремлению вылечить головную боль с помощью гильотины. Логическим следствием эгоистического отрицания “общественного” является именно путинизм с такими столь характерными для него оценками свободной социальной активности, как “все проплачено” и “они просто пиарятся”. Хваленый эгоистический цинизм “свободных индивидуалистов-волков” легко и быстро, как выяснилось в очередной раз, конвертируется во “всецелое выражение принужденного восторга” при лицезрении господина.

Не надо путать “общее благо” и “ваше превосходительство”. Не надо забывать, что “республика” - это именно “общее дело”. Именно наличие этого “общего дела” и совместные действия во имя “общего блага” и позволяют личности быть свободной, иметь индивидуальное пространство, пространство выбора, пространство приватности. Отказ от общего уничтожает и личное, порождая атомизированное безличное. Как общее, так и личное в рабстве упраздняются. У раба нет ни индивидуальности, ни общества.

Эгоистический циник неизбежно приходит к мысли, что избавить его от плохого господина может только господин хороший. А в целях спасения от социального хаоса такой циник готов согласиться и на так себе господина. И так будет до тех пор, пока цинизм в отношении социального не будет преодолен. Поскольку свобода возможна только в дружеском, дружелюбном взаимодействии, в открытости такому же свободному и самоценному Другому. Такая открытость и порождает настоящее, а не симулятивное общество. И эта же открытость превращает атом в личность.

Современность и апелляция к морали

Апелляция к морали в современную эпоху действительно затруднена. Впрочем, этически она всегда была под вопросом - во всяком случае, со времен Будды Шакьямуни с его “не выносите суждений” - и Иисуса с его “не судите, да не судимы будете”. Моральные суждения (“апелляция к морали”) сами по себе - навязывание человеку системы ценностей. А вот разговор о системе ценностей вполне возможен - но без навязывания и без вынесения конкретных жестких однозначных суждений.

И это - свидетельство того, что, вопреки распространенному мнению, этический уровень общества (во всяком случае, гуманистически ориентированных культур) повышается. Только нет параметра, по которому этот прогресс - этический прогресс - можно было бы сравнить по темпам с прогрессом научно-техническим. Вполне вероятно, что оба вида прогресса - аспекты одного и того же процесса.

Для этической ориентировки вполне достаточно категорического императива (“золотого правила этики”) - причем несущественно, какой именно вариант (позитивный или негативный) мы возьмем, поскольку они конвертируются друг в друга.

В связи с затруднениями, которые стали возникать с апелляциями к морали, многие склонны делать вывод о релятивизации этики. Причем одни утверждают релятивность этики в качестве рациональности, как результат, открывающийся познающему в результате рационального анализа этической сферы - другие же отвергают этот релятивизм и критикуют современность за “моральную деградацию”.

Однако отказ от некоторых моральных норм прошлого - особенно от нерациональных, точнее дорациональных табу и ритуалов - вовсе не является моральной деградацией, а напротив, может быть следствием этического роста. Даже полный отказ от нормативов сам по себе не есть признак моральной деградации. Экзистенциальное ощущение свободы Другого и любви сами по себе достаточны - они откроют знание о Другом, исходя из которого становятся более ясным, какие действия не согласуются с одновременно действующими принципами свободы и любви.

И наоборот, отказ от апелляции к морали не есть отказ от этики как таковой. Если этот отказ последовал в качестве реализации принципов свободы и любви, открывает себя ранее заслоненная моральными суждениями мистическая этика, этика прямой освещенности свободным любящим взглядом. Возможно, именно такая мистическая этика имелась в виду авторами концепции о вытеснении “закона” “благодатью”.

Место апелляции к морали заменяет, к примеру, разговор о целерациональности (веберовской) - разговор о том, насколько совершаемое действие способствует достижению желаемого деятелем результата. А также выход на метауровень - разговор о том, насколько конкретное желание деятеля согласуется с его же желаниями более долгодействующими - согласуется ли актуализированная в поступке ценность с ценностями, принимаемыми деятелем как жизненный принцип. И разговор такой имеет этическое оправдание только в том случае, если он деятелю не навязывается. Апелляция к морали может вытесняться апелляцией к дискомфорту. - типа “твои действия заставляют меня испытывать нежелательные для меня переживания”.

Разговоры же о об этике приобретают куда более абстрактный рациональный аналитический характер. И тут речь пойдет о деталях, контекстах, социальных конвенциях, целеполагании и ценностях (о телеологии и аксиологии) - с оставлением итогового выбора деятелю. Только сам деятель правомочен принимать, к примеру, решение, уместен ли в данном конкретном случае эпатаж или нет - точнее, какова для деятеля в свете его ценностей степень приемлемости данного эпатирующего действия.

При этом декларирование приверженности ценностям свободы и любви не дает права выносить моральное суждение. Если же декларирующий принципы свободы и любви берет это право себе - то субъект, другое живое существо, становится объектом этого суждения, объективируется как ребенок, как недееспособное и безответственное существо. С этим связана распространенная ныне апелляция к “пользе, вреду, опасности и безопасности для детей”. Ребенка любят, но ограничивают его свободу - и это ограничение начинает представляться этически оправданным в отношении всех существ. В этом случае имеет место попытка оправдания власти любовью - при игнорировании принципа свободы, часто в форме перемещения его в будущее (“придет время, и ты станешь самостоятельным, но пока…”).

Патерналистский дискурс заботы и безопасности пытается занять место дискурса прямого принуждения. Такая замена происходит весьма давно, с момента, когда в системе ценностей благо Другого становится приоритетным принципом. Современная эпоха отличается от предыдущих тем, что такая замена становится едва ли не единственно возможной для власти, принуждение делается непрямым, а средства принуждения смягчаются, оставляя во многих случаях довольно значительное место для уклонения от принуждения. В этой связи апелляция к “детям” оказывается в проблемной фронтирной зоне, на линии демаркации, где вокруг которой выстраивается диспозиция на поле, натянутом принципом свободы и присвоенной властью. Тема была актуализирована еще Франклином более 200 лет назад, но только теперь она стала осознаваться в качестве критически актуальной - имеется в виду тема оппозиции свободы и безопасности, противоречия между этими ценностями и сложной их диалектики.

Так или иначе, торжеством этики будет переход к этике мистической, в которой растворится, в которой будет преодолена директивная мораль с ее некритически принимаемыми табу и ритуалами - и с ее однозначными предписывающими и запрещающими суждениями, которые в прежние эпохи всегда могли быть обойдены с помощью исключений в пользу власти.

Семидесятые и первая половина восьмидесятых. Танки в Праге. Времена кислотного теста сменяются эпохой страха и отвращения в Лас-Вегасе. Геронтократический застой. Приход неоконов. Афганистан. СОИ. Корейский самолет. "Утро Америки" и "моральное большинство". Веселое время. Однако и это прошло. И вряд ли более радужные времена были приближены пророчествами в апокалиптическом духе и прочим "какой ужас а будет еще хуже". Скорее, например, теми, кто пел что-то вроде "Иван Бодхидхарма движется с юга на крыльях весны". Включаем внутреннего культуролога - мы исследователи, или где? Пугалок всегда было в избытке. Пенсионеры в трамваях всегда говорят о звездной войне, а не о звездах. Все эти фашистские интернационалы - это только поверхность реальности, а не ее небо.