Не было неполиткорректных эпох

Дело в том, что термин "политкорректность" был введен недавно - а потому оказался "прикручен" именно к конкретному варианту коммуникативной конвенции. Но в истории не было "неполиткорректных" эпох. Критики политкорректности обычно просто привержены предшествующим типам потиткорректности.

Например, раньше политкорректным было целовать дамам руки и подавать пальто - и нарушение этой конвенции не одобрялось в определенных кругах. Теперь положение изменилось.

Вся история человеческой циваилизации в некотором смысле является развитием этой самой политкорректности. На племенном уровне существуют жесткие непререкаемые иерархии. Внутри - сплошная политкорректность, только другая. Другого типа.

Так что ненависть к современной западной политкорректности чаще всего исходит не от противников политкорректности вообще, а от сторонников другого ее типа (к примеру "традиционного патриархального" (хотя там внутри очень много подвариантов, конечно). Папаша Гека Финна возмущен сменой типа политкорректности - по отношению к нему, как он считает, правительство поступило совершенно некорректно, поставив, о словам папаши Гека, выше него в социальной иерархии черного преподавателя колледжа. Он именно что оскорблен и возмущен попранием своих прав и своего статуса "белого человека". И противники политкорректности часто звучат в точности как этот папаша:

"Да, замечательное у нас правительство, просто замечательное! Ты только послушай. Там был один вольный негр из Огайо — мулат, почти такой же белый, как белые люди. Рубашка на нем белей снега, шляпа так и блестит, и одет он так хорошо, как никто во всем городе: часы с цепочкой на нем золотые, палка с серебряным набалдашником — просто фу-ты ну-ты, важная персона! И как бы ты думал? Говорят, будто он учитель в каком-то колледже, умеет говорить на разных языках и все на свете знает. Да еще мало того. Говорят, будто он имеет право голосовать у себя на родине. Ну, этого я уж не стерпел. Думаю, до чего ж мы этак дойдем? Как раз был день выборов, я и сам хотел идти голосовать, если б не хлебнул лишнего, а когда узнал, что есть у нас в Америке такой штат, где этому негру позволят голосовать, я взял да и не пошел, сказал, что никогда больше голосовать не буду. Так прямо и сказал, и все меня слышали. Да пропади пропадом вся страна — все равно я больше никогда в жизни голосовать не буду! И смотри ты, как этот негр нахально себя ведет: он бы мне и дороги не уступил, если б я его не отпихнул в сторону. Спрашивается, почему этого негра не продадут с аукциона? Вот что я желал бы знать! И как бы ты думал, что мне ответили? «Его, говорят, нельзя продать, пока он не проживет в этом штате полгода, а он еще столько не прожил». Ну, вот тебе и пример. Какое же это правительство, если нельзя продать вольного негра, пока он не прожил в штате шести месяцев? А еще называется правительство, и выдает себя за правительство, и воображает, будто оно правительство..."

О праймериз Французской Социалистической партии

Поздравляю французов. На социалистических праймериз победил суперпрогрессивный кандидат Бенуа Амон. Вальса, олландовского премьера, ответственного за новый закон о труде, которому поаплодировали бы Рейган с Тэтчер, в финале не будет.

Таким образом, проблема безликости и безыдейности мейнстримных французских социалистов решилась. Французский Сандерс выиграл на праймериз у французского аналога Клинтон.

За несколько месяцев, оставшихся до майских президентских выборов, Амон может сильно поднять свой рейтинг. Он не скомпрометирован участием в делах псевдосоциалистов - а именно превращение соцпартии в симулякр обусловило падение ее популярности.

И даже если Амон не сможет выйти во второй тур, за несколько месяцев он сможет донести свою повестку до значительного числа французов, что уже само по себе изменит ситуацию в стране.

А повестка у Амона замечательная. Отмена олландовско-вальсовского закона о труде. Легализация марихуаны (во Франции действует один из самых жестких в Европе законов на этот счет). И - внимание - он предлагает несколькоступенчатый план перехода Франции к 2022 году к "безусловному основному доходу" - регулярным выплатам определенной суммы каждому французу.

И, наконец, Амон открыто заявляет, что он - политический единомышленник Берни Сандерса.

Да, французские выборы пройдут не так тоскливо, как казалось.

Прежняя политическая система США более не существует

Прежняя политическая система США более не существует. Ее убило избрание Трампа. Каждый новый его указ - гвоздь в ее гроб. Новая система будет либо трамповской, либо прогрессивной в духе Сандерса. Часть истеблишмента, в том числе и демократического, склоняется к коллаборационизму с новым дуче. Ситуация, известная нам по той же Германии тридцатых. Другая часть истеблишмента сдвигается на прогрессивные позиции. Поддержка этой части возможна - главное, не допустить реставрации прежнего режима. Поскольку "прежние", типа клана Бушей и клана Клинтон, "ничего не забыли и ничему не научились".

Эмиграция и опасность культурной деградации

Вынужден согласиться с тем, что эмиграция - весьма проблемное начинание с точки зрения развития личности. В течение последнего года я все острее ощущал, что состояние ума эмигранта весьма подвержено ряду специфических этических и интеллектуальных деформаций. Их можно преодолеть, если следить за собой и регулярно проводить экзистенциально-гигиенические процедуры.

Одна из таких деформаций - развитие эмигрантского комплекса культурной неполноценности.

Человек пытается ассимилироваться, разрывает связь со своей культурно-языковой традицией. Комплекс неполноценности вряд ли позволит такому человеку далеко продвинуться в изучении культуры страны, в которую он прибыл - он усваивает преимущественно обрывки ее массовой культуры. Иногда положение отчасти спасает "музейная культура" - к примеру, любовь человека к классической музыке, общей для России и стран Запада. Однако человек не начинает понимать процесса культурных трансформаций, которые идут в стране, в которую он прибыл. Он живет обрывками воспоминаний и убеждений тех времен, когда он еще мог считаться интеллигентом (интеллектуалом), а также набором грубых обывательских штампов, обретенным в процессе ассимиляции, искореженным комплексом неполноценности.

Если же ассимиляция такому человеку по той или иной причине не удается, он находит себе родную языковую среду и оказывется преимущественно в обществе таких, как он сам. В культурном гетто. В этом случае процесс культурной деградации может идти еще быстрее.

Результаты же этих двух видов деградации весьма похожи. Человек становится "альтернативным правым", избирателем Трампа, Нетаньяху, Ле Пен или "Альтернативы для Германии". Он ненавидит других мигрантов и поддерживает закрытие страны, поскольку она "не резиновая". Он считает себя "белым господином" и не стесняется проявлять расизм. Если он получает пособия - то он ненавидит мигрантов из других стран, которые тоже получают пособия. Если он нашел работу и больше пособие не получает - он ненавидит всех, продолжающих получать пособие, кроме своих родственников и близких друзей. 

В результате он становится, несмотря на свою нелюбовь к "совку", почти что в точности подобен "постсовкам", оставшимся "дома", у которых теперь есть духовные скрепы, фюрер и крымнаш. Та же ксенофобия, тот же цинизм, та же архаизация сознания. Вот такие люди - часто с высшим образованием за плечами - провожают сейчас Обаму бананами и радуются, что кончилось время "черной обезьяны".

Эмиграция: толерантность к ксенофобии

Что неприятнее всего поразило меня в эмигрантском сообществе - это толерантность, казалось бы, интеллигентных людей к различным видам ксенофобии, шовинизму, национализму и далее - к расизму и нацизму.

Живя в Москве, я практически никогда не оказывался в одном обществе с людьми, которые рассматривали бы любую мировую проблему с точки зрения выгоды для их национально-этнической, религиозной или гендерной группы. Весь этот ксенофобо-шовинистический мир существовал где-то в перпендикулярном пространстве - в точках пересечения было непросто, но в моем кругу ксенофобия и шовинизм были неприемлемы.

В эмиграции же ситуация отличается радикально. В эмигрантской среде с людьми, которые называют Обаму "черной обезьяной", у знакомых мне вполне интеллигентных людей оказывается чуть ли не по сотне общих ФБ-френдов. В этой среде оказывается вполне допустимым открыто декларировать, что твоя "нация" для тебя превыше всего. Неудивительно, что подавляющее большинство эмигрантской среды голосовало за Трампа с его "America first".

Такое положение дел можно объяснить. Мигрируя, люди испытывали дефицит общения и вступали в контакты с теми, с кем никогда не стали бы общаться в стране, где родились и выросли. Принцип происхождения из одного места, общего языка перевешивали этические критерии - знакомились именно по языковому принципу, а этические фильтры частично отключались. В такой этически более низкой среде ксенофобия и шовинизм, ранее дремавшие у человека на дне сознания, получали возможность развития, прорастания на поверхность, цветения и плодоношения.

Но теперь положение дел, мне кажется, должно измениться. Произошла новая информационно-коммуникативная революция. Благодаря интернету мы можем продолжать интенсивные полноценные контакты с прежним кругом общения. Мы можем находить себе новых друзей, знакомых, коллег и партнеров по интересам с тем же успехом, как и в той стране, где родились.

Но, так или иначе, ситуация, обрисованная мною в этом посте свидетельствует о том, что не надо представлять себе эмигрантское сообщество как сообщество свободных людей, покинувших из-за своего свободолюбия тоталитарную страну. Большинству хотелось просто более обеспеченной жизни. Некоторые же притеснялись по тому или иному признаку, но были готовы, оказавшись в благоприятной для них среде, сами начать притеснять других. Лишенные комфорта и подозреваемые в инакомыслии и диссидентстве - оказывались мегаконформистами, поддерживающими полицейское государство и ненавидящими любые формы прогрессивного гражданского активизма.

Радует, что положение дел постепенно начинает осознаваться - правда, осознаваться на фоне драматического политического положения, в котором оказался западный мир.

О моральном релятивизме традиционалистов

Проповедники "традиционных ценностей", будучи аффилированы с теми или иными архаическими религиозными структурами, много говорят о морали, однако являются при этом радикальными моральными релятивистами.

И, как часто бывает, критикуют они секулярную цивилизацию именно за моральный релятивизм - хотя именно современная секулярная цивилизация пытается развиваться как раз на основе автономной формальной этики, независимой от внешних сил.

Адепт "традиционных ценностей" выносит свои квазиэтические оценки, руководствуясь мнением авторитетной для него инстанции. Почему однополые браки - это плохо? Потому же, почему некоторые полинезийские короли не могли ходить ногами по земле - земля бы стала "табу", и по ней нельзя было бы ходить никому - и потому короля носили на носилках. Потому что так сказал начальник, а его воля - закон. Все, что исходит от начальника - это хорошо. Все, что противоречит воле начальника - зло.

Главная и единственная добродетель в такой квазиэтике - "послушание". Начальство единственно правильным образом издает свои указы. Пусть они противоречат здравому смыслу, и нездравому смыслу, и очевидности, и умозрению, и интуиции - все это неважно.

Неважным оказывается и постоянство начальства. Начальство может менять диспозицию - и то, что вчера было плохим, может оказаться хорошим сегодня. В тексте написано "не убий"? Отлично, начальство объяснит, почему убивать все-таки можно, когда начальство хочет убийства.

Идея автономии этики - выход человека ясно осознанный этический путь минимизации насилия - вот что представляется адептам "традиционных ценностей" кошмаром. Их ужас - это утверждение человечества на твердой нерелятивной формальной этической основе, а не на системах архаических табу.

ТрамПутин

Тот год тревожен был и мутен
В умах - палеолит и мгла
Над ойкуменою ТрамПутин
Простер мышиные крыла

Немного об исламофобии

Давеча один комментатор сообщил мне, что "ультралибералы" (так он их назвал) предлагают разрешить мусульманам жить по шариатским нормам.

Я ответил ему, что относительно следования некоторым нормам шариата - среди либералов нет единогласия. Многие выступают за чисто светское общество, в котором соответствующую одежду можно носить только на частной территории. Другие же говорят, что этим нарушается право женщины носить то, что она считает нужным. Первые же заявляют вторым, что такие женщины воспитываются в оппрессивной культуре авраамической религиозности, а потому они не сами захотели носить такую одежду, а их так репрессивно воспитали.

Мне же интересно, что думают те, кто не хотят позволять мусульманам на Западе "жить по шариату", в отношении христианско-фундаменталистских организаций, сообществ ортодоксальных иудаистов и хасидов, которые следуют своим многочисленным ритуально-бытовым установлениям, появляются в общественных местах в предписанной нормами их религиозной группы одежде, накладывают многочисленные ограничения религиозного характера на женщин и детей?

Полемика внутри лево-либеральной среды мне понятна. Она ведется по правилам кантианской этики и сообразно нормам научной дискуссии. Правые же пользуются двойными стандартами по принципу "своим можно. чужим нельзя". Но в США нет никаких "своих". Тут все, кроме индейцев, чужие, да и индейцев тут когда-то не было. Так что на традиционные социальные нормы не сошлешься, тем более что коли в традиционном обществе разрешалось существовать адептам религий, отличных от государственной, то им разрешалось и носить свою традиционную одежду.

Даже исламофобу, казалось бы, было бы проще - ведь он, встречая мусульман в традиционной одежде, знает, что это именно мусульмане и может повысить бдительность, убежать, предложить отправиться в исламскую страну и т.д. Если ты считаешь мусульман потенциальными террористами - то зачем же заставлять их одеваться "как все"?

Может быть, такие правые исламофобы боятся распространения культурного влияния? Западный человек, если он не является выходцем из стран, в которых широко распространен ислам, если и принимает эту религию, то в ее мистической форме, суфизме, который многие и исламом-то отказываются считать. Обратный процесс - секуляризации мусульман на Западе - на много порядков сильнее.

Что остается? Просто "чтобы глаза не видели"? Или надеются, что запрет на одежду вызовет отказ части мусульман от идеи миграции?

Деформации состояния ума эмигранта

Вынужден согласиться с тем, что эмиграция - весьма проблемное начинание с точки зрения развития личности. В течение последнего года я все острее ощущал, что состояние ума эмигранта весьма подвержено ряду специфических этических и интеллектуальных деформаций. Их можно преодолеть, если следить за собой и регулярно проводить экзистенциально-гигиенические процедуры.

Одна из таких деформаций - развитие эмигрантского комплекса культурной неполноценности.

Человек пытается ассимилироваться, разрывает связь со своей культурно-языковой традицией. Комплекс неполноценности вряд ли позволит такому человеку далеко продвинуться в изучении культуры страны, в которую он прибыл - он усваивает преимущественно обрывки ее массовой культуры. Иногда положение отчасти спасает "музейная культура" - к примеру, любовь человека к классической музыке, общей для России и стран Запада. Однако человек не начинает понимать процесса культурных трансформаций, которые идут в стране, в которую он прибыл. Он живет обрывками воспоминаний и убеждений тех времен, когда он еще мог считаться интеллигентом (интеллектуалом), а также набором грубых обывательских штампов, обретенным в процессе ассимиляции, искореженным комплексом неполноценности.

Если же ассимиляция такому человеку по той или иной причине не удается, он находят себе родную языковую среду и оказывется преимущественно в обществе таких, как он сам. В культурном гетто. В этом случае процесс культурной деградации может идти еще быстрее.

Результаты же этих двух видов деградации весьма похожи. Человек становится "альтернативным правым", избирателем Трампа, Нетаньяху, европейских "альтернативных правых". Он ненавидит других мигрантов и поддерживает закрытие страны, поскольку она "не резиновая". Он считает себя "белым господином" и не стесняется проявлять расизм. Если он получает пособия - то он ненавидит мигрантов из других стран, которые тоже получают пособия. Если он нашел работу и больше пособие не получает - он ненавидит всех, продолжающих получать пособие, кроме своих родственников и близких друзей.

В результате он становится, несмотря на свою нелюбовь к "совку", почти что в точности подобен "постсовкам", оставшимся "дома", у которых теперь есть духовные скрепы, фюрер и крымнаш. Та же ксенофобия, тот же цинизм, та же архаизация сознания. Вот такие люди - часто с высшим образованием за плечами - провожают сейчас Обаму бананами и радуются, что кончилось время "черной обезьяны".

Территория: как не рухнуть в палеолит

Когда-нибудь мы вырастем и станем детьми. Мы преодолеем энтропию и инерцию, и будем воображением создавать новые пространства, не применяя силы. Мы станем прозрачными и всепроникающими. Мы не будем занимать места – потому что утратят смысл слова «место», «собственность» и «территория».

Но пока мы не очень прозрачны. И наши физические тела живут на поверхности планеты Земля. Нас тут все больше, а территория одна. И прибавки в ближайшее время не ожидается.

Что значит «жить на своей земле»? Кто этот ее обитатель, который имеет право сказать, что этот конкретный кусочек земли – полностью его, его полная и безраздельная собственность, над которой он имеет полный суверенитет во веки веков?

И как быть, если человек не хочет «жить на земле»? Что если натура у части человечества кочевая?

Принцип «права наций на самоопределение» морально устарел. Устарел, как только стало понятно, что нация представляет собой ментальную конструкцию, что так называемый «народ» – это игра человеческого ума. Что все эти этносы, народы и нации – не более, чем одна из возможных идентификаций. Что они существуют постольку, поскольку находятся люди, которые согласны считать себя их представителями. При этом мы имеем полное право, если захотим, говорить о «народной душе» и «народном духе» (только не надо при этом забывать чистить народные зубы антинацистской зубной пастой).

Но не надо забывать об иных идентификациях и их классификациях. Помимо народов, на белом свете существуют люди различных психологических типов (а также различные классификации этих типов). Существуют так называемые субкультуры, причем я не получаю удовлетворительного объяснения, чем субкультуры, собственно говоря, отличаются от культур. Наверное, тем, что термин «субкультура» появился во времена господства концепции «национальных государств», когда нация была превыше всего, а все остальное получало приставку «недо-».

Когда я слышу или читаю пассажи представителей тех или иных «наций» о «священных правах» этих социальных групп на ту или иную территорию, я всегда вспоминаю эпизод из фильма «Приключения Буратино». Сверчок говорит: «Я живу здесь уже сто лет». А Буратино ему отвечает: «Стооооо?! Ну и хватит с тебя! Теперь я здесь живу!».

Нет такого народа, который бы жил на своей территории «испокон веков». С этой точки зрения, мы все тут оккупанты. Оккупанты-млекопитающие, съевшие яйца динозавров. Оккупанты-кроманьонцы, победившие (и, наверное, тоже съевшие) неандертальцев. Племена же кроманьонцев в бессчетных столкновениях вытесняли друг друга, кочевали с места на место, объявляли территории своим домом, чтобы затем быть побежденными новыми хозяевами.

Создавались и рушились племенные единства, а затем империи. И в итоге люди начали грезить о двух, казалось бы, несовместимых вещах одновременно. Об объединении человечества в единое целое, творческое и дружное, в котором больше не будет войн. Но объединиться так, чтобы это объединение стало объединением нового типа, непохожим на прежние иерархические централизованные империи с метрополией и провинциями. Объединиться так, чтобы это объединение было свободным со стороны тех, кто в него вступает. Вторая же мечта – иметь свой уголок на планете, в котором живущие там управлялись бы со своей жизнью сами, без вмешательства извне. Так началась эпоха, в которой национальные государства отказывались от части своего суверенитета, вступая в добровольные союзы.

Однако сами национальные государства представляли собой унифицирующий подавляющий компонент, и об этом компоненте прекрасно помнили потомки тех, кого вынуждали отказываться от своего языка и прочих культурных особенностей. Они помнили, что почти любое национальное государство само является маленькой империей, и даже более склонной к оппрессии «иного», чем многие империи, дававшие права автономии тем или иным «народам». И в рамках новых межгосударственных объединений внутри вступающих в них национальных государств возникли аналоги антиколониальных движений.

Модерн нес в себе мощный индивидуалистический заряд. Идеологии, утверждающие примат коллектива над личностью (как имперские, так и националистические), подрываются этим зарядом. В новом идеологическом климате по-настоящему суверенной выглядит именно личность. Именно для личностей, согласно новому мифу, существуют государства. Однако «общественный договор» является таковым тоже лишь в мифологеме, поскольку человек, рождаясь, не волен выбирать себе гражданство, а смена гражданства в большинстве случаев представляет собой весьма непростое предприятие.

Представим себе предел развития индивидуалистической парадигмы в ситуации, когда старое понимание принципа суверенитета над территорией сохраняется. Планета окажется разделенной на несколько миллиардов частных территорий, владельцы которых устанавливают на них свои законы. Так оказалась бы воплощена в жизнь одна из рекомендаций «Дао дэ цзин»: «Пусть люди слушают пение соседских петухов и друг с другом не общаются». Однако такой проект может быть реализован только при условии, что человечество состоит именно что из даосов, достигших состояния «совершенномудрия». В противном случае мы получаем ту самую «войну всех против всех». Но в сообществе просветленных существ можно обойтись без права собственности на территорию. Все и всяческие суверенитеты существуют только как средство ограждения себя и своей собственности от враждебных посягательств (под «я» тут может пониматься и «коллективный субъект»). Обратный же принцип – принцип тоталитарного государства планетарного масштаба.

По-настоящему добровольные объединения людей становятся возможными только в нашу эпоху, эпоху создания единого информационного пространства, в котором возможна мгновенная передача информации. Мы можем найти себе единомышленников по духу в любой точке земного шара. Всё в большей степени для человека становятся важны его связи не с непосредственными соседями, но с далекими единомышленниками.

Развитие человечества идет по пути все более свободного формирования идентичностей. Носители этих свободно принятых идентичностей имеют тенденцию формировать как территориальные, так и экстерриториальные сообщества.

Я пониманию стремления людей, считающих себя, к примеру, каталонцами, устраивать свои дела самостоятельно, став независимыми от Мадрида. Однако некоторые борцы за независимость региона хотят, чтобы их государство само стало национальным государством, только меньшего масштаба, и само подавляло бы «чужаков».

Идея местного самоуправления, лежащая в основе регионализма, имеет большой прогрессивный потенциал. Примером тут может послужить Исландия – объединение трехсот тысяч человек оказывается способным предпринять такие реформы, которые не проходят в более населенных странах. Мне вполне импонирует картина мира, состоящего из множества полисов, небольших по численности. Однако подобное планетарное политическое устройство должно будет решать глобальные задачи, не оказаться в состоянии перманентной войны между полисами и каким-то образом предотвращать появление тоталитарных полисов, которые стали бы тюрьмой для значительной части своего населения.  Такие полисы возможны только при условии наличия интенсивно развивающегося информационного пространства и все более свободного перемещения людей по планете.

Еще одна серьезная проблема на пути усиления значения местного самоуправления – не допустить культурной примитивизации.

Именно перспективы всестороннего объединения человечества на гуманистических началах дают возможность существованию полисов нового типа. И наоборот, развитие местного самоуправления может послужить объединению человечества, формируя личности с более высоким уровнем политической ответственности и инициативности. Эти два процесса должны идти параллельно, дабы не произошло скатывания к мировой диктатуре или к всеобщей розни, одинаково чреватых деградацией человечества.

Дабы эти процессы могли идти одновременно, необходимо дополнение принципа территориальности, от которого мы на данном этапе своего развития избавиться не можем, принципом экстерриториальности – мирового гражданского общества, способного инициировать и реализовывать проекты глобального масштаба, способствующие выведению человечества на новые уровни социального, научного и культурного развития.

А то к звездам хочется, а в палеолит – нет.

"Козлы" и "телки"

Есть ощущение, что ненавистников политкорректности одолевает тоска по местам заключения - даже если они в них никогда не были. Однако в этих местах есть свои жесткие языковые нормы и конвенции - альтернативная, так сказать, политкорректность. И нарушитель очень рискует. Например - "ответить за козла". И часто как раз те, привык призывать за "козла" к ответу, впадают в истерику, что вот сейчас феминистки с зубастыми вагинами запретят им произносить слово "телка".

Немного о расизме (пост)советских эмигрантов

К сожалению, советско-постсоветская эмиграция в страны Запада и Израиль в основном "альтернативно-правая". Они не понимают ничего, что связано с революцией 60-х. Их мечта - Запад старого образца, тот самый, колонизаторский, приветствовавший расовые теории до тех пор, пока эти теории гитлеровцы не начали воплощать в жизнь непосредственно на самом Западе. При этом сами они мнят себя "белыми людьми", господами мира. Увы, эмиграция в своем большинстве, даже антипутинская, морально коррумпирует западное общество. И чем эта эмиграция "успешнее в бизнесе", тем в большей степени ей это удается. Израиль тоже хороший пример. Взялись и за Германию. Видимо, имеют желание превратить весь мир в подобие своего болота.

P.S. Навеяло запредельно-расистскими комментариями советско-постсоветских иммигрантов относительно не только самого Обамы, но и его подруги Мишель.

"Наука освобождения" и "наука манипуляции"

Фундаментальная этическая проблема биологии – противоборство внутри этой науки двух тенденций, «освобождающей биологии» и «манипулятивной биологии».

Эти тенденции проявляют себя во всех сферах научного знания, но именно биология на данный момент является крайне значимым плацдармом этой борьбы, хотя ее основной фронт пролегает сегодня в области наук о человеке и человеческом обществе. 

Утилитарно-детерминистская бэконианская наука открыто декларировала свой манипулятивный характер. Объект исследования интересовал ее адептов лишь как инструмент для достижения той или иной практической цели. И целью этой было усиление могущества группы в ущерб целому. В лучшем случае, таргет-группой маркетинговой кампании бэконианцев оказывалось человечество, которое в результате проекта должно было получить те или иные блага – блага вполне утилитарные. Подлинным же потребителем этих благ неизбежно оказывается та или иная группа, существенно более узкая – более или менее узкий круг властной элиты и ее клиентуры. 

Качество, первоочередным образом характеризующее манипулятивную науку – отрицание (скрытое или явное) категорического императива, не позволяющего рассматривать объект исследования как средство для достижения целей, чуждых или даже враждебных целям объекта. Конечно, Кант имел в виду прежде всего человека, но мы сегодня вправе расширить круг применения категорического императива до пределов всего универсума и всех существ, в нем пребывающих. 

Даже математика – основа контовской иерархии наук – может быть рассмотрена в свете данной дихотомии. Например, чисто умозрительно можно задаться вопросом о совершенствовании или деградации чисел натурального ряда – равно как и других математических объектов. 

Однако этому участку фронта еще далеко до того, чтобы стать местом сражения. В современности на нем действуют лишь разведгруппы неопифагорейцев и им подобных. 

Настолько же маргинально положение защитников «освобождающей науки» в областях физики и химии. Собственные интересы, цели и сущность элементарных частиц исследователей интересуют в минимальной степени. Манипулятивный мейнстрим в этих областях научного сообщества эпохи модерна властвует практически безраздельно, не желая допускать даже самой постановки подобных этических вопросов – желают ли подопытные частицы в адронном коллайдере принимать участие в эксперименте, фатальным образом изменяющем их судьбу. 

Ключевым для «освобождающей науки» является допущение существования «внутренней», субъективной реальности исследуемого объекта, существующей для самого этого объекта - сознания или его эквивалента. Это допущение в свете категорического императива предполагает, что объект исследования (как он существует сам для себя) должен стать главной целью исследования – и в лучшем случае во вторую очередь должен исследоваться в качестве средства для достижения сторонних по отношению к объекту целей. И эта вторая очередь может воспоследовать лишь тогда, когда исследователь не обнаружил «возражений» объекта, причем этически корректно предполагать для объекта именно «презумпцию возражения». Такова этическая максима, как она мне видится – как бы она ни была далека от дискурса современного «естественнонаучного» мэйнстрима. 

Обращусь к «наукам о человеке», чтобы затем перейти к биологии. Психология и социология достаточно четко разделяются по рассматриваемому критерию. Одни стратегии подразумевают освобождение человека, интеграцию его сознания и человеческой культуры в целом. Другие же направлены на совершенствование искусства манипулирования человеком и социумом, в конечном итоге – на сужение числа степеней их свободы, к усугублению творческой ущербности – вплоть до состояния пресловутого винтика в контролируемом социальном механизме. 

Область же биологии находится в положении участка фронта, только становящегося сценой активных боевых действий. 

Высшие животные достаточно недвусмысленно выдают исследователю практически не допускающую иных интерпретаций информацию о своем нежелании принимать участие в экспериментах, которые приводят их организм к летальному исходу или же, шире, к нежелательным для них переживаниям. Некоторые же виды животных имеют настолько развитую нервную систему и деятельность, что возникает вопрос об их «равном» или даже «превосходящем» по отношению к «homo sapiens» положению – причем по параметрам, которые дискурс естественной науки модерна полагает высшими. Это привело, в частности, к тому, что такой этически ориентированный исследователь-дельфинолог, как Джон Лилли, выпустил на волю группу подопытных дельфинов, заявив, что дельфинологические изыскания для него в дальнейшем будут возможны только как добровольное с обеих сторон сотрудничество человека и дельфина. И это при том, что само «нижестоящее» по ряду параметров положение существа не дает принципиального этического права эксплуатировать его существу «вышестоящему» - напротив, налагает долженствование помощи. 

Концептуально важна в данном контексте метафизическая проблема понимания «Другого». Она упирается в две фундаментальные антиномии – «солипсическую» (понимание невозможно либо возможно всепонимание в пределах/беспредельности единого универсального сознания) и классическую кантовскую антиномию свободы/детерминизма. Декарт предпочитал исходить из детерминистской установки, интерпретируя болезненные реакции подвергаемых им вивисекции существ как автоматические реакции механизма. Но продолжение этого нарратива привело в теории к появлению трактата Ламетри «Человек-машина», а на практике – к попытке воплотить в жизнь тоталитарные антиутопии, в пределах которых индивидуальные переживания имеют ценность только в контексте их осмысления высшими властными инстанциями в лице слившихся с властью в одно целое экспертных научных советов. 

Таким образом, даже принимая во внимание всю сложность ситуации, в которой находится современное человечество и, в частности, научное сообщество, этический вектор прочерчен от науки манипуляции к науке освобождения. При всем обилии неизвестных нам факторов следование категорическому этическому императиву предполагает трансформацию биологии в направлении от утилитаристской вивисекции к взаимоосвобождающей медицине – пониманию того, что на пути освобождения находится как экспериментатор, так и подопытный. И подопытный этот – не «экземпляр» и не «живой материал», но субъект, «сын божий» и наш брат, сознательное существо. И это существо нуждается в медицинской помощи – и, возможно, способно помочь и нам без неприемлемых с его стороны (и под его углом зрения) жертв. И само слово «медицина» тут может служить синонимом «науки освобождения» во всех смыслах, которые человек способен вложить в это слово – «освобождение».

Текст был написан для конференции "Философские проблемы биологии и медицины" во второй половине нулевых годов.

Отказ Трампа от предвыборных обещаний: повод ли для радости?

Среди либерально-прогрессивной общественности Соединенных Штатов Трамп имеет репутацию вруна, на котором пробы негде ставить. Практически вся предвыборная кампания Трампа сопровождалась разоблачениями в масс-медиа его разнообразной лжи по самым различным поводам. 

Впрочем, от радикальных прогрессистов и от республиканцев доставалось и его сопернице Клинтон - по признанию многих моих собеседников, даже голосовавших за Клинтон, такой ужасной пары в финале они еще не видели (а некоторым из этих собеседников за сембдесят и даже восемьдесят лет). Два человека, которых половина (каждого - своя) считает лжецами. Чудовищный рейтинг недоверия, превышавший у обоих рейтинг доверия.

Будучи избран президентом, Трамп фактически отказался от многих своих предвыборных обещаний. С одной стороны, он вроде бы не будет строить стену с Мексикой, да и многие другие его зажигательные ксенофобские проекты тоже несколько поблекли. С другой - Трамп ввел в правительство и взял в советники лоббистов крупных финансовых и промышленных корпораций (или дажепросто их топ-менеджеров), из чего можно сделать вывод, что "осушение лоббистского болота" тоже было не более чем предвыборным слоганом.

Так или иначе, в умеренно-либеральной части американского общества слышны выражения, манифестирующие чувство облегчения. Вздох облегчения слышен и в масс-медиа, и в социальных сетях. "Ох, как замечательно, все же этот парень не Гитлер. Ну да, он популист. То, что он говорит, ужасно. Но теперь мы понимаем, что он не будет делать ничего из того, о чем он говорит. А если и будет, то не то и не так, и чуть-чуть". Впрочем, этот вздох слышен фоном - на переднем плане все же остаются ламентации.

Ситуативный смысл этой радости - человек, избранный президентом, кажется, оказался настоящим вруном и не будет творить обещанных злодейств - понятен. Однако если по гамбургскому счету - в таком отношении заключается весьма серьезная проблема для американского общества (да и всего западного).

Наблюдается общественная реакция типа "как хорошо, что он все наврал". Такая формула является оправданием лжи - при любых оговорках. И, будучи оправданием лжи, ведет к социальной деградации.

Такое отношение фактически легитимирует любую ложь, которую будут произносить будущие кандидаты на любые выборные должности. Они могут пообещать построить на следующий день после инаугурации коммунизм, уничтожить всех иноверцев, свернуть пространство и остановить время, стащив перед этим у соседей все материальные ценности. 

Предвыборная риторика в итоге полностью обесценивается. И, делая шаг на пути отношения к лжи как к благу, человек вбрасывает в этот инфляционный процесс свою лепту.

Разумеется, этот инфляционный процесс начался не сегодня и не вчера. Существующая политическая реальность не предполагает реальной ответственности за невыполнение предвыборных обещаний. Максимум - это поражение (личное или партийное) на следующих выборах. Однако в настоящий момент на эмоциональной волне разочарования в результате американских выборов у части общества происходит сдвиг в сторону согласия с тем, что раньше морально осуждалось.

В результате требования выполнить предвыборные обещания в будущем могут стать еще менее эффективными. А разочарование в демократической системе и ее политических институтах - еще более глубоким и распространенным вширь. И это разочарование может привести к тому, что разочарованные вместо Трампа начнут искать себе нового Гитлера, который все же сделает то, что обещает. Второй же вариант - доведение симулятивной демократии до гротеска, социальная апатия и танцы марионеток истеблишмента на экранах. Оба варианта в итоге ведут к социальной деградации вплоть до распада социума. 

Не надо радоваться лжи. Даже в случае, если соврал человек, обещавший сделать что-то плохое. Радоваться невыполнению играющих на массовой ксенофобии предвыборных обещаний - пассивная проигрышная позиция, которая играет на руку как раз тем самым антипрогрессивным силам. Такая позиция может привести интеллектуалов к еще большей утрате морального авторитета (если о таком авторитете еще можно говорить как о чем-то существующем в реальности).

А вот подумать над системой общественного контроля за выполнением предвыборных обещаний - было бы весьма достойным занятим для либерально-прогрессивных интеллектуалов.

На соцфаке МГУ открыли параллельную реальность

Новое слово сказано в российской социологии. 

Внимание, цитата:

"Сторонники легализации однополых «браков» понимают, что данные формы межличностных отношений противоречат общепринятым испокон веков представлениям о семье".

Обратите внимание на датировку: "Общепринятые испокон веков представления о семье".

Термин "испокон веков" в научный обиход вводит Александр Борисович Синельников (кандидат экономических наук, доктор социологических наук с 2015 года, заместитель заведующего кафедрой социологии семьи социологического факультета МГУ по учебной работе, доцент) в своей статье "Антисемейная революция". 

В этом тексте прекрасно все - от начала и до конца. Речь в нем, разумеется. идет о ЛГБТ-движении, которое хочет разрушить институт семьи, устроив ту самую "антисемейную революцию". В нем есть несчастные дети, которым Евросоюз запрещает называть родителей словами "мама" и "папа". Есть недоумение, кого в однополом брачном союзе следует называть "мужем", а кого - "женой". Есть словосочетание "живут как муж и жена", когда речь заходит о "гражданском браке". Есть предположении об ущербности детей, которые являются единственными в семье. Есть умное государство, которому нужен рост населения, и есть глупое население, которому все равно, что нужно государству. Есть кое-что и об усыновленных детях, которые все же чужие, и о том, что усыновляют детей почти всегда либо от первого брака супруга, либо если пара не может иметь детей. Есть и отповедь западным парламентариям, принявшим законы о легализации однополых браков, в которой говорится, что "есть и объективные законы, подобные законам природы".

Последнюю фразу выделю отдельно. "Есть и объективные законы, подобные законам природы". Объективные. Законы. Подобные. Законам. Природы. 

Итак, социологический факультет МГУ и его кафедра социологии семьи вышли на новый уровень научного познания. 

"Общепринятые испокон веков представления о семье", в принципе, вполне укладываются в премодернистскую парадигму. У мира - или у мирового цикла - было начало. Мир был юн и хорош. Отношения между людьми в первую мировую эпоху были правильными, а затем постепенно деградировали - и дошли, наконец, до легализации однополых браков. Точка зрения довольно распространенная среди фундаменталистски ориентированных адептов традиционных религиозных общин - исповедуется она также "консервативными революционерами".

Однако утверждение о наличии "объективных законов, подобных законам природы", мы имеем дело действительно с радикальным новаторством.

Очевидно, речь идет о некоем альтернативном (или дополнительном) наборе законов. Этот набор законов не является законами природы, но существует объективно - то есть независимо от человеческих интерсубъективных конвенций. Стало быть, как следует из утверждения, существует некая параллельная природе реальность, имеющая свои объективные, независимые от человека законы - при этом человеческий социум существует как в природной, так и в этой, открытой сотрудником социологического факультета МГУ, "подобной природе" реальности.

Можно было бы предположить, что эта "подобная природе" реальность - реальность супранатуральная, "божественная". Но из рассматриваемого утверждения следует, что открытая на соцфаке реальность именно что "подобна" реальности природной. Традиционно-церковные представления о божестве исходят о примате божественных установлений над какими-либо иными. Они не являются подобными чему бы то ни было - напротив, они первичны. 

В нашем же случае, если речь идет о божественных законах, то следут сделать вывод, что само божество вторично по отношению к природе, подобно ей, является чем-то производным от природы.

Второй вариант трактовки - что божество творит две реальности. Первой оно творит природу. Вторым - ту самую, открытую автором реальность, и творит ее используя первую, природную реальность и ее законы как образец для второй, находящейся с первой в отношениях подобия.

К сожалению, в рассматриваемом тексте автор был краток, а потому выбор из этих двух вариантов представляется затруднительным. Однако, возможно, что более подробно автор касается этой проблематики в других своих работах.

Я много слышал и ранее о социологическом факультете МГУ. Но до знакомства с текстом "Антисемейная революция" не был знаком с интеллектуальной продукцией его сотрудников.

Теперь этот пробел в моем представлении о российском академическом сообществе заполнен. Я впечатлен.

Неодарвинизм и взлет «альтернативных правых»

Я, конечно, могу допустить многое – ненулевая вероятность есть и у прилета марсиан завтра. Возможно, русские хакеры находчивы, как космонавт Андропов из фильма «Армагеддон» и мощны, как боксер Иван Драго из «Рокки-4». Если русские хакеры подобны по своим качествам русским пиратам, то они действительно могут забраться даже в магратейский Думатель, чтобы тот вместо «42» ответил бы «Можем повторить» или «Скоро вашей Америке кирдык» – ведь русские пираты сделали лучший в мире пиратский сайт Рутрекер и бесперебойно снабжают меня философской литературой в формате PDF, а также имеют множество других непревзойденных боевых заслуг. Что стоит в таком случае русским хакерам проникнуть в какие-то там жалкие системы подсчета голосов на каких-то выборах в каких-то штатах, как-то там соединенных?

В таких условиях я понимаю, что вмешательство русских хакеров есть наиважнейшая тема, достойная для обсуждения в мейнстримных западных масс-медиа. Что если бы не они, не было бы ни Брекзита, ни победы Трампа, что за Брекзит бы проголосовало только 49.9%, а Трамп проиграл бы пару десятых процента в Висконсине, Пенсильвании и кое-где еще – и отправился бы снова кричать «вы уволены» в своем шоу. И либеральная демократия была бы спасена. До следующих выборов.

До следующих выборов – потому что если гипермаркеты типа Walmart продолжили бы пожирать мелкий бизнес по всей Америке, предприятия продолжили бы выводиться в третьи страны, люди в дичающей глубинке все безнадежнее оказывались бы привязаны к своей недвижимости, которую они не могут продать, потому что она никому больше не нужна, и не могли бы уехать в большой город, чтобы дать стремительно дорожающее образование своим детям, то на следующих выборах в лидерах оказался бы уже не Трамп, а кое-кто похуже.

Но сейчас я хочу поговорить не об экономических факторах, а о факторах философских, концептуальных.

Вот уже три десятилетия на гребне интеллектуальной волны в западном мире, сместив постструктуралистов с их критической теорией, которая по уровню доступности для масс идет где-то вровень с квантовой механикой, кварками и теорией струн, находятся так называемые неодарвинисты, они же этологи, они же эволюционные психологи.

Да, постструктуралисты (в народе называемые постмодернистами) были сложны для понимания, но их интеллектуальная продукция, будучи одной из компонентов революции 60-х, изменила социальную реальность. Воздействие новых идей постепенно проникало все глубже в социальную ткань – и теперь рядовой сторонник сетевых социальных моделей, толерантности и мультикультурализма может вовсе и не знать имен Фуко, Делеза или Бурдье.

Сложность изначального месседжа способствовала усложнению картины мира у тех, кто этот месседж хотя бы частично воспринимал. Однако новые властители дум предложили, напротив, нечто куда более простое и понятное широким массам, жаждущим просвещения. И эффект оказался соответствующим.

Однажды, лет десять назад (или чуть больше), я по просьбе своего друга забирал из школы его дочку. Дело было зимой. И в ожидании ее появления я стал свидетелем архетипической сцены, меня глубоко впечатлившей.

Мальчик лет девяти, с ранцем за плечами, игравший на школьном дворе сам с собой, повалился спиной на короткую ледяную дорожку. Скользя по ней на ранце и глядя в зимнее небо, он кричал: «Я – доминантный самец!.. Я – доминантный самец!..»

И в этот момент я вспомнил, что смотрел давеча вечером научно-популярный фильм, в котором рассказывалось о львином прайде. Словосочетание «доминантный самец» повторялось в фильме множество раз. И я предположил, что наблюдаемый мной представитель подрастающего поколения вполне мог накануне посмотреть этот же фильм и почерпнуть из него ориентиры на будущую жизнь. Стать – не космонавтом, не врачом, не программистом, не дальнобойщиком, не оператором станка, не дворником – а доминантным самцом.

Надо сказать, что научно-популярные фильмы о животном мире пользуются куда большей популярностью чем фильмы о мире растительном или минеральном. Именно их с наибольшим восторгом смотрят дети – если, конечно они не помешались, как я в свои шесть лет, на парадоксах скорости света и взрывах сверхновых. А в фильмах о животных акценты, как правило, делаются совсем не на проблеме потенциальной разумности иных биологических видов и не на перспективах налаживания с ними коммуникации. Такое теленачальникам кажется низкорейтинговым. Пипл такое, как они, наверное, думают, хавать не будет. А будет он хавать, как фауна занимается так называемым «естественным отбором», то есть жрет друг друга, выдавливает из биологических ниш, мешает слабым производить потомство.

Далее дети подрастают – и те, кто сохраняет способность к чтению и интерес к знаниям, начинают читать научно-популярную литературу. И вот тут-то на арене появляются наши герои – эволюционные психологи.

Они быстро и популярно объясняют, как на самом деле устроен мир. Эволюция, отбор, победа сильнейшего. Никаких людей нет, есть только гены, которые стремятся репродуцировать себя. Никакой свободы выбора нет – есть только импульсы в нейронных сетях, предопределенные в первые миллисекунды после Большого Взрыва.

Многие авторы научпопа такого рода имели целью борьбу с религиозным фундаментализмом, который до сих пор остается конкурентом научному сообществу в борьбе за умы, претендующему взять реванш и вновь получить право решающей экспертизы в вопросах, волнующих человека и человеческие сообщества. Однако результат такой популяризации науки оказался, на первый взгляд, неожиданным – торжество «альтернативных правых».

Но только на первый взгляд.

Не буду говорить здесь о возможных связях между философией Руссо или Ламетри, французских материалистов XVIII века, и якобинской диктатурой. Но остановлюсь подробнее на веке девятнадцатом.

Эволюционная концепция появилась на свет благодаря таким немецким философам-романтикам, как Шеллинг. Однако дарвиновская интерпретация эволюции в духе принципов приспособления, межвидовой и внутривидовой борьбы за выживание – одна из имевшихся эволюционных концепций – вызвала ряд вовсе не гуманистических следствий, таких, как «социальный дарвинизм», «расовые теории», нацистская «евгеника».

Взлет неодарвинизма вызвал схожие реакции – и недаром «альтернативных правых» типа Трампа, семьи Ле Пен и т.д. часто сравнивают с «консервативными революционерами» первой половины XX века.

Современные «альтернативные правые» не отличаются особой религиозностью. Это вполне «светская» (в смысле – «мирская») публика. Многие из них – вообще атеисты, или же люди, к религии относящиеся индифферентно. Они совсем не против технического прогресса. Они ненавидят «чужих», но оправдывают свою ксенофобию соображениями внерелигиозного порядка. За этими оправданиями они пытаются обращаться к науке – и выстраивают квазинаучную аргументацию. И аргументация эта вполне неплохо коррелирует с тем самым неодарвинизмом (эволюционной психологией).

К примеру, гомосексуальные отношения часто осуждаются многими «альтернативными правыми» не как преступление перед божеством (божествами), но как нарушение неких «законов природы». Люди, находящиеся в гомосексуальной связи, по мнению «альтернативных правых», «портят нацию», «портят генофонд» (в том случае, если все же имеют биологическое потомство) или же «совращают малолетних» (что, с точки зрения «альтернативных правых», приводит не к «возмездию божества», но к «вырождению нации»).

Неудивительно, что именно Россия стала первой страной в мире, в которой «альтернативные правые» стали доминирующей общественной силой, и в которой их идеология de facto стала государственной. Россия, как и в первой трети XX века, вновь оказалась «впереди планеты всей», первенствуя в мировом политико-идеологическом тренде. Попробую пояснить свою позицию на этот счет.

В Советском Союзе населению навязывалась «научная картина мира». В отличие от действительно научного взгляда на мир, она представляла собой квазинаучную упрощенную для восприятия людей, далеких от науки, идеологию. Преследовались не только религиозные воззрения, но и не укладывающиеся в прокрустово ложе партийно-государственной доктрины сугубо научные концепции. В результате значительная часть населения имела мозаичную картину мира, состоящую из упрощенных научных или квазинаучных элементов, различных не связанных в единую картину суеверий, бытовой примитивной ксенофобии (которая, если и мотивировалась ее носителями, то скорее путем апелляции к тому, что им представлялось «наукой»). распространился феномен атеистического или индифферентного по отношению к религии консервативного традиционализма, примером которого является утверждение «я православный, но в бога не верю».

Коррозия большевистской идеологии, выражавшаяся в потворстве различным видам ксенофобии, сделала для значительной части людей легким отказ от некоторых основных ее принципов – в частности, от принципов интернационализма. Однако для многих из тех, кто отверг принципы демократии, гендерного равноправия и т.д., наука осталась более авторитетным институтом, чем религиозные конфессии. Кстати, в отношении отказа от идеи гендерного равноправия можно заметить, что «альтернативные правые» часто мотивируют его ссылками на «науку»: с их точки зрения, доминирование мужчин над женщинами основано не на религиозных, а на природных законах, на биологических различиях между полами.

Волна квазинаучных текстов по «эволюционной психологии» сыграла на Западе роль, аналогичную «научной идеологии» в СССР. Сформировался широкий социальный круг, чьи воззрения являются ксенофобскими, но не имеющими тесной связи с «традиционными» религиозными конфессиями. В России этот круг сложился раньше, и именно в России идеология альтернативных правых фактически стала государственной. Именно поэтому западные «альтернативные правые» демонстрируют позитивное отношение к современному российскому государству – дело тут отнюдь не только в работе агентуры спецслужб или в финансовой помощи из российских источников.

Можно предположить, что идеология неодарвинизма была тем или иным способом поощряема западным истеблишментом эпохи «неоконов» и/или «неолибералов» в целях неявного оправдания растущего социального расслоения. Однако возникшей идеологической ситуацией сумели на данный момент весьма эффективно воспользоваться именно «альтернативные правые». Последние сыграли на антиглобалистских настроениях населения. Фактически, к «биологическому виду» в их сознании вновь оказалась приравнена «нация».

Идеология неодарвинизма вкупе с культом «простого человека» породили в итоге человека, гордящегося своим родством с животным миром в самых различных аспектах. «Нормальным» вновь оказывается насильственный иерархизм, присущий сообществам приматов, и отторгается идея равенства. Зато разрушаются многие несиловые иерархии, выработанные человечеством ранее. Как итог – перед человечеством открывается перспектива возвращения в животный мир. Перспектива сворачивания своего проекта, проекта «человечество».

Почему оказалась возможна практическая реализация этой корреляции между неодарвинизмом и воззрениями «альтернативных правых»?

Прежде всего, потому, что неодарвинистами была в значительной степени забыта этическая сторона эволюционной идеи. Это этическое начало призывает человека к дальнейшему развитию, к совершенствованию, к преодолению атавизмов. Если же этого импульса нет, то дальнейшее развитие начинает видеться утопическим, ненужным, «антиприродным», «неестественным». И в итоге «неестественным» оказывается сам человек, вся его культура, вся его цивилизация. Неестественной была уже палка-копалка. Неестественно было выходить из саванн и селиться в пещерах. Неестественно было овладевать огнем. Неестественно колесо, неестественна письменность.

Следует обозначить не как научную истину, но как истину проективную – что эволюция разумного существа может быть направленной эволюцией. Эволюцией, которая поведет человека и всю биосферу к более совершенному этически состоянию, основанному на принципах не «естественного отбора», но взаимопомощи и сотрудничества, открытости и дружбы. Человек волен сам выбирать себя и свои дальнейшие пути развития – и если атавизмы сильны, то тем интереснее задача их преодоления.

Именно на этом пути можно преодолеть идейный кризис, в котором на данный момент оказалась западная цивилизация. Вопрос, хватит ли мотивационной силы, или цивилизации захотелось заснуть – и для облегчения процесса засыпания выключить свет идеала, побуждающего к совершенствованию.


Другие тексты по теме:

"Рациональность кулика, стремящегося в свое болото". Зачем "кремлевским" нужен мировой триумф "альтернативных правых"

"Ностальгия по современности". В их молодости модернизм был модерновее, а прогресс - прогрессивнее, а потом кто-то что-то испортил.

Бюрократия в науке: симуляция познания

Почему наука все более попадает под бюрократический контроль? 

В условиях коммерциализации науки бюрократам хочется понять, на что уходят деньги и почему такая огромная социальная машина, которой является научное сообщество, дает, как им кажется недостаточную отдачу. Конечно, львиную долю бюрократия забирает себе – и ей хочется как-то оптимизировать процесс, чтобы финансовый остаток использовался эффективнее. Кроме того, из внешних источников до бюрократов доходит информация, что значительная часть научных работ являются просто никому не нужной по причине отсутствия реального научного значения макулатурой – халтурой и фактически шарлатанством. 

Но все, что может бюрократия – создать бюрократический механизм отчетности по неким формальным критериям эффективности, которые в таких сложных случаях, каким является научное познание, не являются адекватными хотя бы в минимально приемлемой степени. 

Естественно, что такая неадекватная система контроля стимулирует «отрицательный отбор»: наилучшим образом приспосабливаются к такой системе именно халтурщики и этически нечистоплотные карьеристы, легко занимающие позиции вблизи центров контроля и легко обеспечивающие себе необходимое количество публикаций, индекс цитирования и прочие подобные вещи. 

Таким образом, бюрократия получает вроде бы вовсе нежелательный для себя результат, противоречащий декларируемым целям – эффективность работы научного сообщества не повышается, а понижается, халтурщики и шарлатаны чувствуют себя лучше, а новые системы контроля затрудняют жизнь в наибольшей степени как раз добросовестным ученым. 

Однако, если взглянуть на проблему под другим углом, окажется, что бюрократия имеет неявную цель, которая имеет приоритет над декларируемой. 

Болезнь бюрократии – симуляция деятельности – переходит внутрь сфер, подверженных бюрократическому контролю. Чем в большей степени то или иное сообщество бюрократизировано, тем в большей степени оно симулирует свою основную деятельность, подменяя ее деятельностью бюрократической. 

Бюрократия – как то «нечто» из фантастических фильмов ужасов, которое стремится уподобить себе все то, что оно поглощает. Научная бюрократия пытается превратить все подконтрольное ему научное сообщество в бюрократический аппарат, уподобить научное сообщество как таковое сообществу бюрократическому. Не беда, что такое уподобление может убить научное сообщество как сообщество познающих. 

Фактическая цель бюрократии как самоорганизующейся машины, если она не сама не подконтрольна «гражданскому сообществу ученых», хранящему этические ценности науки – не оптимизация научной деятельности, а ее симуляция, карго-культ науки. Симуляцией поэтому следует считать саму попытку бюрократической оптимизации научной деятельности, которая на деле имеет следствием коррумпирование научного сообщество и, главное, его этики, meltdown ценностного стержня науки. И пусть отдельный бюрократ не имеет подобной целью – действует логика и законы функционирования неподконтрольной самодовлеющей бюрократической машины. 

С другой стороны – а что бюрократам делать в том неестественном начальственном положении, в котором они оказались, когда подсобный механизм становится «руководящим и направляющим»? Сами бюрократы не в состоянии понять, что представляет собой наука и не в силах отличить настоящую науку от шарлатанства и халтуры. Даже если бюрократом становится ученый, он постепенно может потерять де факто свою научную квалификацию, а если и не теряет – он остается компетентным только в своей области. Кроме того, в силу все того же отрицательного отборы шансы занятия настоящим ученым высокого бюрократического кресла не очень-то велики, да и желания его занимать у настоящих ученых немного. 

Бюрократия могла бы попробовать создать экспертные советы, которые бы контролировали эффективность научной деятельности на основании неформальных критериев. Однако каков был бы механизм отбора экспертов в такие советы? Как говорится в известном анекдоте: «А дальше все черепахи, черепахи, черепахи». Для формирования такого экспертного совета потребовался бы экспертный совет более высокого уровня, и так без конца. И все равно бюрократ не был бы уверен, что в советы избраны по-настоящему компетентные лица. Поэтому ему проще довериться формальной отчетности, которую он сам и будет контролировать – тем более, что именно к этому решению его склоняет логика самодовлеющего бюрократического механизма, в который он своей бюрократической субличностью входит. Логика механизма, который паразитирует на живом организме, превращая его в штампованный зацикленный на самом себе механизм бессмысленного самовоспроизводства.

Рациональность кулика, стремящегося в свое болото

Рационально мыслящие люди (точнее, люди, полагающие, что они мыслят рационально) часто делают ошибку, считая, что другие люди тоже  мыслят рационально. Нет, конечно, они встречали в своей жизни множество людей, рядом с которыми, как они полагали, ratio не стояло и рядом. Но то и дело - особенно когда речь идет о политике - они пытаются делать прогнозы, исходя из того, что принимающие политические решения руководятся каким-то рациональным упопостигаемым легко целеполаганием. 

Кроме того, рациональности бывают разные, в том числе и вовсе не совпадающие с той рациональностью, в которой мыслят рационально мыслящие сторонники гуманистического либерального прогрессивного общества. И целеполагания могут быть соответственно самыми разными.

Вот, например, некоторые думают, что кремлевские сделали ошибку, поставив на Трампа. Дескать, в чудном новом антилиберальном постглобалистическом мире кремлевские будут чувствовать себя куда хуже, что это неолибералы с ними цацкались, а новые неонационалистические альтернативно-правые акулы подружат с ними немного, а потом сожрут и глазом не моргнут, потому как принципов в альтернативно-правом мире нет, одна только игра престолов и битва за место доминантного самца, без всякой там толерантности и политкорректности. И если слово "параша" Обама даже произнести бы не смог, то Трамп в итоге недвусмысленно укажет Путину с компанией их место у вышеупомянутого объекта. Да еще и со свойственным такого типа правителям юмором объявит парашу артобъектом и наложит санкции за вандализм при попытке им воспользоваться в целях уринации или дефекации.

Может быть, так оно и будет. Но почему рационально мыслящие люди думают, что цель кремлевских - обязательно победить в игре "посади слабого у параши"? Мол, ошиблись "пацаны" в расчетах, надо было пользоваться положением и не желать ничего иного, как мягких терпеливых джентльменов, рассматривающих атавизмы, наглость, цинизм и хамство в качестве культурно-антропологических особенностей, осуждение которых есть недопустимый европоцентризм.

А если цель иная? Например, просто оказаться в привычной среде, в том самом упомянутом в этом контексте Лилией Шевцовой "парке юрского периода". В своем родном болоте. И пусть кремлевский кулик окажется там не самой важной птицей. Зато свое. Сожрут или нет, повысились или понизились шансы - все это дело второе. Просто им было нестерпимо видеть, что у других есть какие-то идеалы, какие-то принципы.

Миссия у них, в конце концов. У них есть тот дух, которому они поклоняются. И во имя его торжества на планете кремлевские, полагаю, готовы в любезном им этическом ландшафте и проиграть. Главное, чтобы ландшафт пах забористо. Словно как пахан приказал браткам на дело идти - опасно, но отказаться еще опаснее. "Но уж лучше в клифту лагерном на лесосеке, чем в костюмчике — у Фокса на пере".

Словом, влечение к любезным ароматам вкупе со страхами перед какими-то глубинными архетипами психики может быть значительно более важным фактором, чем линейный рациональный расчет.

Что с того, что кремлевские проиграют, а мир в итоге окажется в том самом болоте? Цель мирового гражданского общества - не дать превратить мир в болото, а не победа над Путиным любой ценой.

А для реализации такой цели нужно понимать мотивации этих "куликов". Они - сознательно или не очень - понимают, что в гуманизирующемся мире им не выиграть. Они в такие игры играть не умеют. А чтобы научиться - им придется поменять свою сущность. Но менять сущность им совсем не хочется, и не любы им на таких условиях победы. В том мире и побед-то не будет, только сотрудничество. А для них весь этот гуманизм с толерантностью - даже не сопли с сахаром, а нестерпимая вонь. А вот в болоте, может быть и опаснее, но выиграть все-таки можно попробовать, при этом сохранив свой привычный цвет и запах.

В качестве иллюстрации использована работа Алексея Саврасова "Лунная ночь. Болото" (1870).

Если космист - догматик

Если космист по совместительству является догматиком - будь он сциентистом или адептом той или иной традиционной религии - то он оказывается похож на человека, желающего построить вечный двигатель, используя силу черепах, на которых стоит плоская земля, и пытающегося увлечь этой (кажущейся ему вполне реальной и осуществимой в ближайшем будущем) идеей косное, безыдейное, неблагодарное человечество.