"Все регрессивное человечество" ::: Вызов Контрмодерна ::: К проблеме реставрации СССР

Общим - хотя и вполне корректным - местом в современной аналитике стало утверждение, что российская власть пытается реставрировать “СССР”, а российское общество в своем большинстве эту попытку поддерживает.

Однако следует понимать, что “СССР” в данном случае является мифом, существенно отличающимся от той реальности, которую настоящий Советский Союз из себя представлял. Далеко не все компоненты того, что составляло существенную часть советской реальности, власть и общество желает восстанавливать.

В первую очередь, значительная часть общества желает репрессий - в том числе и репрессий массовых. Уровень агрессии в обществе просто колоссальный - сдерживает эту агрессию лишь столь же запредельный уровень цинизма, апатии, страха и коррупции. Стучать хочется - но страшно. Донос может ударить по самому доносчику. Коррупция блокирует позитивные трансформации, но она же препятствует и репрессиям как процессу, который может существенно осложнить жизнь носителей власти на всех ее уровнях. Репрессии предполагают и относительно высокий уровень идеализма в социуме - пусть и идеализма “черного”, с отрицательным знаком, предполагают совсем не “диванный” энтузиазм. Апатия же не дает с этого дивана встать - для совершения любого крупного дела, как благого, так и дурного.

Власть Путина в результате агрессивных внешнеполитических действий сильно укрепилась. Но более перспективной с точки зрения общественного сознания представлялась бы власть незапятнанных коррупцией радикальных деятелей из среды “силовиков” - что-то вроде настоящей военной хунты, “черных полковников”, которые бы провели планомерные репрессии против политических и экономических элит. Общество явно относится положительно к отмене моратория на смертную казнь. Видимо, значительная его часть с одобрением отнеслась бы и к введению публичных наказаний вплоть до той же смертной казни.

Следующий социально востребованный момент, связанный с “мифом СССР” - восстановление утраченной имперской мощи. Это восстановление имеет два аспекта - экстенсивный (территориальный) и интенсивный (военная сила). Уровень притязаний может быть различным. Минимум - это “единство русского мира”. Он включает в себя присоединение к России в сильной (прямой) или ослабленной (протекторат) форме Восточной Украины, Беларуси, Северного Казахстана, части Прибалтики. Следующий уровень - это восстановление империи в полном объеме путем обретения контроля над территориями, которые когда-либо входили в ее состав, включая Польшу, Финляндию и Аляску. Финальный аккорд - планетарная гегемония России в той или иной форме.

Существенным препятствием на пути достижения этих целей являются упомянутые выше цинизм, апатия, коррупция и страх. С одной стороны, шовинистически и ксенофобски настроенный российский обыватель считает вполне приемлемым для достижения государством новых уровней могущества использование неэтичных средств - таких, как прямая ложь, провокации и диверсии, вплоть до ядерного шантажа. С другой - для обретения могущества необходима максимизация усилий. Невозможно выигрывать войны, игнорируя творческий и познавательный аспекты человеческой деятельности. Однако все те же блокировки не позволяют реализовать амбициозные агрессивные мечты. Наука и образование в России находятся в упадке.

Итак, первые два момента СССР-ностальгии - это стремление железной рукой “навести порядок” и “восстановить мощь”. Но железо изъедено коррозией, а управляющие им программы полны багов.

Третий момент - экономический. Тут желания власти и населения существенно расходятся. Ностальгирующая часть общества требует нового передела собственности и отмены результатов приватизации, возможно - введения плановой экономики, всеобщей занятости, государственного патернализма в полном объеме. Власть эти требования выполнять не торопится и явно торопиться не будет. Ее цель - подконтрольные высшему кругу властных лиц крупные бизнесмены. Такая экономическая система тоже является распределительной. В ней есть элемент “свободы предпринимательства”, но эта “свобода” сама является объектом распределения. Остальные компоненты власть может попытаться реализовать в форме более или менее поверхностной имитации. Препятствие, помимо всех вышеприведенных - неготовность общества к жертвам. Масштабные экономические преобразования представляются в этом социальном климате малореальными. Как частная, так и общественная собственность в России как таковые не существуют, но лишь симулируются. Собственность гарантируется лишь принципом прямой силы ее обладателя.

Четвертый момент - уничтожение гражданских свобод. Общество (возможно, что подавляющее его большинство) поддерживает ликвидацию свободы слова, вероисповедания, собраний. В СССР не было секса, “мужеложество” каралось законом, существовала жесткая цензура в области искусства и СМИ. Все ограничения в этой сфере просоветский обыватель встретит и встречает с восторгом.

Пятый момент - общегуманистический. “Советский человек” - все же тоже человек, стремящийся (хотя бы в глубине души) к свободе и любви. Ему хочется, чтобы светило солнышко, смеялись дети, балерины танцевали, а космические корабли бороздили. Но “советскому человеку” кажется, что эту реальность нужно не создавать, не творить ее, а всего лишь вернуть - “провернуть фарш назад”. Он не понимает, что в советской реальности как раз и присутствовали те компоненты, которые привели общество к его теперешнему состоянию, и что виноваты в бедах современной России скорее Ленин и Сталин, чем Горбачев, Ельцин и Госдеп.

Но значительная часть “мифа СССР” из общественного сознания ушла. И если обывателю о ней напомнить - то далеко не факт, что он ее поддержит. Какие же элементы советского мифа не используются в современной российской пропаганде и не востребованы массовым сознанием?

Не востребован мем “все прогрессивное человечество”.

Термин “прогресс” символизирует собой Новое время, эпоху Модерна, начавшую свое шествие по Европе в XVII веке и сформировавшую картину мира значительной части образованного общества Западной Европы в веке следующем, “веке Просвещения”. В это время трансформируется базовая мифологема времени.

Традиционная домодернистская картина мира предполагала, что в мире идет процесс деградации, а “золотой век” человечества в этой картине располагался в прошлом. Лучшее, что может сделать человек в такой ситуации - пытаться сохранить, законсервировать портящуюся реальность. Древность представлялась во всех отношениях совершеннее настоящего. Соответственно, власть полагала себя хранительницей существующего порядка - и именно “стабильности” от нее в первую очередь ждало общество.

Модернистский миф утвердил примат настоящего и будущего над прошлым. Золотой век переместился в будущее, а сама эпоха перестала быть непрекращающимся ностальгическим воспоминанием о древности, “когда деревья были зеленее”. Она стала фронтиром, “Модерном”, “Современностью” с большой буквы. Сначала интеллектуалы осознали реальность технического прогресса, далее пришли к идее прогресса социального - а затем и прогресса космического, к представлениям об эволюции. Трансформация стала мыслиться не как нечто нежеланное, на что обречена деградирующая реальность, но как позитивный процесс развития и совершенствования. Задачей как власти, так и общества стала Реформа. Реформа перманентная - и если власть оказывалась не готовой к такой роли, Реформа становилась Революцией. Новое время началось с коперниканской революции, продолжилось революциями социальными, культурными, научно-техническими, промышленными и т.д. Власть оказывалась в представлении общества нелегитимной, если она не отказывалась проводить реформы и модернизации.

Для значительной части современного российского общества такие слова, как “революция”, реформа”, “модернизация” и “прогресс” являются словами почти что бранными. Ценности этого социального сегмента суть ценности сугубо домодернистские - те самые, “традиционные” и “семейные”. Эти же ценности поддерживает и российская власть.

Основой современной российской мифологии является ностальгия по “золотому веку” - по прошлому. По Московии Ивана Грозного, по Российской империи Николая I, по сталинскому СССР. Но ностальгия по СССР - это парадокс, оксюморон в своей основе. Пафос советского проекта был сугубо модернистский - а вот ностальгия по этому проекта - контрмодернистская. Никакая “реставрация СССР” в такой ситуации невозможна - ей препятствует это контрмодернистское умонастроение. Возможна лишь имитация. Кстати, эти контрмодернистские имитации начались уже в конце 20-х - а далее СССР все более становился симуляцией модернизма, что сказалось в его научном отставании от западного мира. Символом научного соперничества двух сторон в этом противостоянии стало “воровство бомбы” - это событие в свое время показало, что только такие методы могут какое-то время поддержать контрмодернизирующийся СССР на плаву.

Поражение СССР ни в коей мере не отрезвило ностальгирующих по нему контрмодернистов. Их мифология напоминает карго-культ. Достижения западной цивилизации они пытаются каким-либо способом заставить работать на себя - захватить, украсть, купить на сырьевые деньги.

Единственный способ не уничтожить свою страну в современном мире при таком подходе - постараться в достаточно короткое время поставить планету под контроль реакционных контрмодернистских сил, после чего свернуть “проект Просвещения”. Задача весьма трудная - ведь если удастся сокрушить западный мир, то придется бороться с многочисленными антимодернистскими конкурентами. А чтобы этот самый западный мир сокрушить - придется с этими конкурентами входить в мировой антимодернистский союз.

Для реализации подобного плана есть весьма ограниченное по историческим меркам “окно возможностей”. Собственных научных и технологических прорывов контрмодернистские общества не в состоянии осуществить просто по определению - поскольку они планомерно уничтожают внутреннюю базу для этих прорывов, затрудняя и ограничивая работу философов и ученых. Основа благосостояния таких обществ в совеременном мире может быть только одна - сырьевая (прежде всего, топливная). Как только остальной (модернистский) мир перестанет нуждаться в сырье контрмодернистских стран, “окно возможностей” для мирового контрмодернистского переворота закроется. Полагаю, что к середине века топливной зависимости мира Модерна от мира Контрмодерна более не будет.

Именно таким контрмодернистским обществом и становится общество российское. Оно любит объекты карго-культа - растущие на поле чудес деревья с плодами в виде современных технологий. Но эти деревья в контрмодернисткой почве, к его несчастью, не произрастают. Технологии - продукт именно Модерна. Любое техническое изделие нашпиговано демократией, либерализмом, правами человека. Контрмодернизм же схлопывает научный поиск. И он невозможен в современной техносфере в принципе - именно поэтому в контрмодернистских странах блокируется интернет, именно поэтому советскому человеку запрещалось иметь дома копировальные машины.

Россия погружается в архаику. Это погружение по своей скорости, впрочем, больше напоминает стремительный провал. И этот провал осознается властью и социумом как желанный. Неудивительным в свете вышесказанного представляется последний имперский поход ва-банк - имперскому крокодилу остается только попытаться проглотить солнце, иначе его время безвозвратно уйдет, ибо содержимое нефтегазоносного болота, в котором он водится, скоро окажется никому не нужным.

Впрочем, у великодержавного чудища есть и еще один шанс - шантаж, поскольку он может поджечь ворованное. Я имею в виду ядерный шантаж, уже озвученный российским “министерством пропаганды”. Только в этом смысле Россия является на сегодня сверхдержавой - она в состоянии уничтожить планету вместе с собой. Она фактически начала заявлять о себе как о “террористической сверхдержаве” - уникальный случай в мировой истории. И эту проблему планете предстоит решать, направив на это решение значительную часть своего интеллектуального и экономического потенциала.

Итак, задача контрмодернистского разношерстного недоинтернационала - уничтожить Модерн средствами, заимствованными у самого Модерна и установление контрмодернистского порядка.

На примере России мы можем ясно увидеть, какие ценности предлагает (точнее, навязывает) нам “все регрессивное человечество”.

1. Лишение прав. Прав будут лишены сексуальные меньшинства, женщины, те или иные “иноверцы” и “инородцы” - и, само собой разумеется оппоненты контрмодернистской власти. Каких прав? От свободы слова до права на жизнь (последнее точно сохранится из перечисленных категорий лишь у женщин).

2. Открытое силовое доминирование, “право сильного”, “закон джунглей” - и это все сопряжено с идеей некоей патерналистской “социальной справедливости”, при которой власть сама распределяет блага так, как считает нужным. В этом смысле контрмодернистскому сознанию более “социально справедливым” кажется устройство древних аграрных обществ типа Египта, чем современный западный мир. За “социальную справедливость” выдается идея силовой ротации элит, периодические ритуальные кровопускания внутри элиты. Вместо модели общества, построенного на праве, навязывается тотально коррупционная модель.

3. Возврат к “деградационному мифу времени” и отказ от мифа прогрессистского - примат “охранительства” над “реформизмом” (а на деле - контрреформы, разрушение цивилизации).

4. Возврат к архаическим формам сознания, к самым чудовищным суевериям, системам табу. Подмена высокой этики “охраной святынь”.

Вышеприведенный перечень, впрочем, далеко не полон.

А теперь взглянем на эту картину с точки зрения Модерна.

Человеческая цивилизация представляет собой уход от животного состояния, его преодоление. Нашим биологическим предкам было свойственно загаживать свою среду обитания - обезьяны, будучи существами полукочевыми, не имели нужды в уборке своей территории. И частью цивилизованного состояния стала реальность “уборки”. Показательно, что современное экологическое движение родилось именно в западном мире. Такими примерами полна наша реальность.

Ненависть к сексменьшинствам, презрение к женщинам - все это не более, чем рецидивы животного сознания. Предел архаизации - это именно возвращение в животный мир, не более и не менее. Это полное расчеловечивание, отказ от культуры, дегуманизация. И на примере российского общества этот контрмодернистский вектор вполне очевиден. Обезьянья стая - это самое “традиционное” из всех возможных для человека состояний.

Отсюда и происходит своеобразный “экстаз расчеловечивания”. Отказ от цивилизации ведет человека не к “благородному дикарю” и не к “высоконравственным праотцам”, а к полному отказу от этики, к замене ее жесткими внеэтичными регулятивными иерархическими принципами стаи.

Советская идеология, при всех своих антигуманистических компонентах, включала в себя и компонент гуманистический, чем и привлекала многих модернистов. В нее входили и идея освобождения человека от эксплуатации, и идея его беспредельного совершенствования, и беспредельное познание.

Следует отчетливо понимать, что все эти ценности контрмодернистский проект обращает в ничто. “Коммунизм” в парадигме “реставрации прошлого” может быть только первобытным “коммунизмом”, а далее - “коммунизмом” животного мира без всяких скидок. “Коммунизмом” мира тотального взаимопожирания и подавления. Сотня лет жизни в таком мифе без контактов с миром Модерна, и Гагарин на старых фотографиях займет место в пантеоне могущественных летающих существ - а потом забудется вовсе.

Так что модернистам, жаждущим революционных перемен в мире, следует хорошо подумать, прежде чем поддерживать реставраторско-ностальгинерские проекты и возлагать свои надежды на российское государство, планомерно перемещающее своих подданных из положения “на коленях” в позицию “на четвереньках”.

Дух Благой Вести и переоценка ценностей «исторического христианства»

Написано совместно с Федором Синельниковым.

Текст написан в качестве введения к задуманной авторами работе по истории и философии авраамических религий.

Как быть в современном мире человеку, который, взяв в руки Евангелие, проникся идеалами Нагорной проповеди? Как быть, как действовать людям, которые осознали, что центральным моментом не только в христианской традиции, но во всей мировой истории, во всей мировой культуре, во всем бытии в целом являются Любовь, Свобода и Правда? Что делать тому, кто пришел к выводу, что именно эти слова выражают в человеческом языке высшую реальность, которую носители теистического мировоззрения называют Богом, но которая может быть названа и иным словом или даже не быть поименована вовсе?

Очевидно, что одним из главных искушений для такого человека, если его не остановил радикализм евангельской проповеди, будет столкновение с тем, что мы можем назвать “историческим христианством”. Евангельский образ Иисуса находится в ужасающем противоречии с многими элементами истории и доктрины так называемых “христианских церквей”, будь то церкви дохалкидонские, ортодоксальные (“православные”), католические или протестантские.

Конечно, нельзя утверждать, что это противоречие абсолютно и безысходно. И история того, что принято называть “христианской церковью”, и кодифицированные учения тех или иных “христианских конфессий” во многих своих элементах несут на себе печать евангельского духа. Во многих - но во всех ли? Какие именно из этих элементов действительно пронизаны божественным светом, а какие - суть результат приспособления конкретных людей, называвших себя христианами, к “духу века сего”?

Любовь и свобода, врожденное человеку чувство правды и озаренный этими божественными дарами разум - вот ориентир и критерии для выработки отношения к любому явлению. Идеалы любви и свободы стали достоянием человечества во многом именно благодаря воздействию духа евангельской проповеди, это единственные идеалы, которые можно назвать подлинно христианскими. И в свете этих идеалов и должна быть рассмотрена история церкви, ее политики и догматики - а также нынешнее положение дел в “христианских” деноминациях.

Каждый человек должен отвечать на эти вопросы самостоятельно, судья человеку - его совесть. В этом деле нам не может помочь ссылка на авторитеты, апелляция к чудесам и иное использование внешних критериев, имеющих отношение к культу силы, а не к свободе, любви и правде. Не может помочь - ибо вторичны по своей природе, поскольку именно сам человек - и никто иной - выбирает для себя эти критерии. Одно из двух - или человек выбирает себе авторитеты, исходя из своего чувства свободы, любви и правды, или же принимает их, будучи подавленным стоящей за ними силой, тем самым “духом века сего”. Это силовое давление может манифестироваться в опыте конкретного человека различными способами - как в образе “крестоносца”, принуждающего к принятию “кредо” с помощью АК и других мощных инструментов подавления совести, так и в более мягком образе родственника, давящего на чувство вины перед предками, которые заповедали своим потомкам чтить именно эти, а не какие-либо иные, ценности и авторитеты.

Мы исходим из того, что существует путь (или многообразие путей), возводящий человека на новые уровни существования. На этом пути человеку оказывается помощь. Эту помощь, если рассуждать, сообразовываясь с идеями блага, свободы и любви, ему оказывают те, кто достиг этих уровней ранее, а в пределе (беспредельности) - сама реальность любви и свободы, Сам Бог, Который может познающим восприниматься и как безличное, и как личное начало, синтез же их располагает нас мыслить о Божестве как о Сверхличности. В Себе же Бог остается для нас апофатичным, непознаваемым, проявляясь для нас прежде всего именно как свобода, любовь, творчество, истина и красота, которые возможны именно потому, что источником их является непостижимое, превышающее любые наши ограниченные представления благое Божество.

Суть христианства не есть только проповедь пусть и благих, но все же абстрактных идей свободы и любви. Это путь жизни, охватывающий все без исключения сферы человеческих проявлений. Этот путь соединяет в себе и преодолевает все рассудочные бинарные оппозиции, в том числе двойственность “абстрактного” и “конкретного”, приводя ищущего к его цели - целомудренному состоянию, к целостности, обретаемой в соединении с божественным Источником. Достижению человеком этого высшего состояния - состояния озаренности всего его существа светом божественных энергий, вхождению в полноту свободы, любви и истины - могут помочь разнообразные средства - молитва и медитация, разнообразные аскетические и иные практики и психотехники, как индивидуальные, так и коллективные. У нас нет сомнений в том, что в историческом христианстве (впрочем, как и во многих иных сообществах прошлого и настоящего) были выработаны действенные способы продвижения по этому пути - и что эти способы соединяют в себе таинственное действие божественной беспричинной благодати и встречное усилие людей, открывающих этой благодати свое сердце, свое сознание, свой разум.

Это действие благодати на человека, будучи воспринимаемо высшими сферами его духа, организует в целях продвижения человека по пути событийную ткань его жизни. Человек постоянно получает новый опыт - и провидение дает человеку возможность выходить на новые уровни осмысления реальности. Обостряются его чувства и разум, совершенствуется его этическая система ценностей. Человек освобождается от пут эгоистической ограниченности и учится понимать - чужое и непонятное становится в акте понимания любимым.

Но социум состоит из отдельных людей, многие из которых осознанно стремились и стремятся к развитию в себе высших потенций. Взаимное сотворчество таких людей не может не вести в итоге к прогрессу человечества, к духовному развитию уже не индивидуума только, но целых сообществ, а в конечном счете и всего человечества. Мы уверены, что провидение направляет ко благу существование не только отдельных личностей, но и жизнь коллективов живых существ планеты и всей вселенной. Да, этот путь нелинейный. Как отдельный человек, так и человеческие сообщества не застрахованы от срывов, тем более ужасных, чем большего человечество достигло на своем пути. Но, вопреки распространеному мнению, возрастание человека в духе очевидно. Очевиден рост понимания, выражающийся в постоянном преодолении групповой обособленности, в преодолении агрессивности - и во многих иных явлениях. Налицо этический прогресс человечества. Благая весть Иисуса, весть о Его словах и деяниях становятся сегодня в силу этого прогресса яснее, понятнее, чем когда бы то ни было ранее.

Именно в свете нового понимания, открывающегося людям, накапливающихся в коллективном сознании его квантов и интегрирующихся в новых, более этичных типах мировоззрения и систем этических ценностей, и следует провести пересмотр истории “мифологии”, “религии”, “философии” - всех путей творчества и познания. В частности - иудео-христианской, “библейской” традиции.

Эта работа привела нас к пониманию, что идеи гражданского общества, основанного на сетевом принципе, демократии, толерантности, прав личности и ее свобод, индивидуализации ее духовных путей в сочетании с объединением человечества в одно целое непосредственно проистекают из Благой Вести Иисуса, предполагаются ей и являются основой для дальнейшего движения человека и человечества на пути к благу и совершенству, к единению друг с другом и с Богом в свободе, любви и творчестве.

Исследование, предпринимаемое нами, также является попыткой очертить перспективы развития тех идей, которые принято сегодня называть “секулярным гуманизмом”, преодолеть ложную конфронтационную дихотомию между “гуманизмом” и “религией”. Мы неспроста берем эти слова в кавычки - поскольку в культуре эти слова оказались наполнены значениями, выработанными враждующими сторонами. Этими враждующими сторонами стали, с одной стороны, конфессиональные реакционеры, в значительной степени выхолостившие суть этической христианской революции, а с другой - во многом порожденные этими реакционерами “секуляризаторы”, вместе с водой реакции выплескивающие и ребенка - высокую христианскую мистику и этику. Именно синтез идей гуманистического ряда - христианских по своей сути, хотя и рождавшихся во многом в процессе конфронтации с частично дехристианизированными церковными корпорациями - с христианской мистикой и этикой и должен стать, по нашему мнению, новой стадией развития гражданского общества. Не отказ от уже выработанных принципов толерантности и прав человека, но выход этих принципов на еще более совершенный уровень - вот одна из целей подобного синтеза.

“Секулярная демократия” и “секулярный гуманизм” в перспективе могут стать “спиритуальной демократией”, “спиритуальным гуманизмом”. На начальной стадии этого превращения мы и находимся в наши дни. Основные его черты - освобождение человечества от ограничивающих моментов как клерикализма, так и его обратной стороны - побочных эффектов гуманистической революции последних пяти-шести веков.

Человеческое сознание имеет, помимо своих божественных потенций, и иной, анти-провиденциальный аспект. Оно подвержено, с одной стороны, косности, инерции, страху, ксенофобии и конформизму, а с другой - стремлению к доминированию и самоутверждению за счет других живых существ, других элементов универсума. Этот негатив в совокупности с трагическим стечением исторических обстоятельств привел к тому, что евангельская весть в своем историческом существовании оказалась смешана с чуждыми ей ценностями, установками и представлениями, искажающими, замутняющими, принижающими ее.

Именно эти регрессивные особенности человеческого сознания привели к тому, что в течение нескольких веков после Иисуса возникла жесткая иерархическая социальная структура, отождествляющая себя с “христианской церковью”. Она не без успеха попыталась “приватизировать” христианство, предстать единственным легитимным глашатаем Благой Вести и дискредитировать альтернативы. Эта организация декларировала принадлежность к ней в качестве необходимого условия для “спасения души”, для достижения человеком его сотериологической, эсхатологической цели. “Церковь” вступила в тесный союз с государственной властью в Византии, а затем и во многих других странах. Государственная власть в обмен на почти что безоговорочную поддержку способствовала монополизации духовной жизни подконтрольных ей людей в руках “церкви”, в том числе и жесткими насильственными методами. В свою очередь, верхушка “церкви”, войдя в состав политической элиты, выстроила свою “вертикаль власти”, став, по сути, частью государственной машины. В результате такие аспекты христианской жизни, как быт, вероучение, культ, структура общины, оказались в той или иной степени унифицированы, подконтрольны “церковной” верхушке и в целом политической элите. Отказ Иисуса от “власти над царствами” обернулся принятием этого искушения для многих из тех, кто объявил себя Его последователями.

Несмотря на очевидную профанацию христианских идеалов, можно усмотреть в этой “симфонии властей” и провиденциальный аспект. Унификация привела к кристаллизации “церковного канона”, в результате новозаветные тексты оказались “законсервированы”. В них оказалось невозможно вносить дальнейшие изменения - в том числе и с целью профанации идеала. Империя проглотила христианскую “наживку”, приняла в себя то, что в итоге не смогла вместить. Идеи свободы и любви продолжали жить и развиваться - и в итоге взорвали государство изнутри, инициировав процесс освобождения личности из-под гнета регрессивных социальных систем. Совершенно не случаен тот факт, что этот взрыв произошел именно в христианских обществах. Нелепо утверждение, что в итоге мы получили “постхристианское общество“, впавшее в апостасию (отступление) от “истинной веры”. Не апостасия, а катарсис, не отказ от христианских идеалов, а очищение их от чуждых им элементов - вот глубинная суть европейского, а затем и глобального гуманизма. Эта революция еще далека от своей победы. На пути к ней необходимо преодолеть, с одной стороны, сопротивление отживших форм репрессивной религиозности (фактически - от идолопоклонства), а с другой - побочные эффекты, сопутствующие всякой революции, чреватые почти что полным отказом от христианского идеала. Словом, от тех аспектов социальной жизни, которые препятствуют организации общества на принципах свободы и любви.

В этой борьбе центральным моментом является образ Бога, принимаемый человеком - образ высшей реальности, идеал, которым человек руководствуется на своем жизненном пути. Идеал всеобъемлющий - метафизический, этический, социальный, личностный - одним словом, идеал экзистенциальный. Если попытаться свести конфликты последних нескольких веков в этой сфере к неким предельным позициям, то мы получим следующую картину. Человеку предлагается выбор из трех образов высшей реальности, которые в итоге можно свести к двум - “Бог есть власть” и “Бог есть свобода и любовь”.

Первый образ - это представление о высшем начале как о мировом абсолютном диктаторе, требующем беспрекословного повиновения, транслирующем свою волю через жреческую корпорацию и всю политическую власть в целом. Второй образ описать сложнее - проще представить себе образ Иисуса, который сказал: “Я и Отец - одно”, “вы во Мне, и я в вас” и “будьте совершенны, как Отец ваш небесный”. Третий же образ есть тот самый побочный эффект европейской секулярно-гуманистической революции. Он не настолько очевиден, поскольку многие его носители постулируют свой отказ от всяких форм религиозности. Однако этот отказ носит чисто декларативный характер - высшая реальность в этом мире просто оказывается безличной и слепой - но столь же безжалостной, лишающей свободы, принудительной, вне- и антиэтичной, как и образ “бога” как силы и власти. Таким образом, первый и третий из рассматриваемых образов различаются только в вопросе о личном или безличном характере злого “бога”. Этика и в том, и в другом случае оказывается вторичной, и сводится в итоге к необходимости подчинения силе и неизбежности, будь то воля мирового диктатора или же железная детерминированность мировых законов.

Образ божества, отношение человека к этому образу оказывает мощное, определяющее воздействие на все сферы его сознания и активности. Человек - это те боги, которым он служит, те предельные идеалы, которыми он руководствуется в жизни. И это служение приносит свои плоды. Вера в силу и власть - одни, вера в свободу и любовь - иные. Мы полагаем, что первый образ является по отношению ко второму паразитическим. Деформация благого образа Бога чревата диктатурами и распадом в деградации. Очищение же этого образа - даже один маленький шаг в этом направлении - это всегда глоток творческого духа, выход человека на новый, более интегрированный уровень осознания реальности. Парадоксальным образом, именно на этом пути перед человеком открываются новые возможности овладения собой, именно на этом пути человек оказывается способен преодолеть те препятствия, которые ранее казались непреодолимыми. Эти возможности и способности появляются у человека, последовательно реализующего в своей жизни идеалы правды, свободы и любви, как своего рода побочный эффект.

Любящий и желающий свободы всем существам универсума человек познает реальность ради ее самой, ради блага познаваемого. Ищущий же силы познает реальность ради себя и во имя свое - чтобы овладеть познаваемым объектом, использовать его. Такое познание всегда противоречит категорическому императиву, поскольку собственные цели и интересы познаваемого существа не принимаются во внимание. Этот способ действия приводит в итоге к деградации и разрушению познаваемой реальности, а в результате и к кризису самого познающего.

Именно область идеалов является для современного человека эпохи глобализации одной из самых проблемных зон. Со сферой бессознательного работают психоаналитики, но психоаналитический мейнстрим имеет дело в основном с сексуальными проблемами. Область же сверхсознания в этом мейнстриме или отрицается вовсе, или рассматривается в качестве репрессирующего социального анклава в психике индивидуума (тут перед нами вновь появляется тень тирана). Таким образом, проблемы идеального человек и в наши дни склонен решать, прибегая к помощи традиционных религиозных конфессий. 

Длительное существование в человечестве этих конфессиональных структур привело к тому, что многие слова и термины, с помощью которых человек выражал свой духовный опыт, оказались в той или иной степени затерты, профанированы, девальвированы. Такие слова, как “бог” и “религия”, не избежали этой участи. Об этически сниженном образе Бога мы уже говорили выше. Слово же “религия”, изначально означавшее “восстановление связи”, еще в Римской империи оказалось накрепко связанным с конкретными жреческими корпорациями со всеми их негативными чертами.

В итоге наиболее известные в наши дни теории происхождения религии делают весьма затруднительным само употребление этого слова в его изначальном смысле. Теория, преподносимая самими конфессиональными структурами, утверждает, что религия есть вся совокупность теории и практики этих конфессий, непосредственно данная высшей силой, а жреческая корпорация является посредником между этой силой и остальными людьми. Она - часть общего посреднического сакрализованного пространства, в которое также входят священные тексты, храмовые здания и другие “святыни”.

В результате возникновения светского общества в борьбе с конфессиональными корпорациями рождаются другие теории, призванные лишить эти корпорации власти и авторитета. Основная проблема этих теорий в том, что они пытаются дискредитировать не сами эти корпорации, но религиозность как таковую, саму сферу сверхсознания. Такова теория происхождения религии как продукта человеческого невежества, которое пытается защититься с помощью “религии” от страхов перед явлениями природы, неадекватным образом эти явления объясняя. Вторая контртеория говорит о том, что основной мотив возникновения религии есть потребность установить над обществом и индивидуумом контроль, манипулируя его ожиданиями, теми же самыми страхами и желаниями. В сходном редукционистском русле работает и фрейдистская ветвь психоанализа.

Однако с именами Уильяма Джеймса и Карла-Густава Юнга связано возникновение новой теории происхождения религии. Согласно этой теории, корень религии следует искать в экзистенциальной сфере. Сердцем религиозности оказывается специфический внутренний опыт родоначальника конкретного течения и адептов этого течения. Таким образом, религиозность реабилитируется в своих творческих правах, избавляясь в этой трактовке как от положения ригидного колосса на глиняных ногах, так и от поста участкового полицейского, обменивающего власть на безопасность.

Проблема в том, что и эта теория чревата недолжной редукцией в рассмотрении вопроса происхождения религии. Религиозность в рамках этого подхода может быть сведена к тому или иному внеэтичному фактору сознания, например, к опыту переживания смерти-возрождения, которому психологи-трансперсоналы уделяют вполне, впрочем, заслуженное внимание.

Мы же в своих исследованиях исходим из предпосылки, что в основе человеческой религиозности лежит стремление к совершенству, к освобождению от различного рода обусловленностей, к интеграции с другими существами в свободе и любви. Религиозность оказывается путем познания и творчества, раскрытием себя для встречи с абсолютным благом, с источником света, по лучу которого “вверх по течению” двигается познающий.

Феномен “религии”, будучи рассмотрен под таким углом зрения, оказывается центральным в человеческой истории и культуре. Религия, как стремление к идеалу и совершенству, оказывается стержнем того, что мы называем культурой, ее средоточием. Явление принадлежит миру культуры настолько, насколько оно религиозно в этом смысле этого слова. Слова “культура” и “религия” оказываются синонимичными.

Однако слово “религия” претерпело столько превращений за последние два тысячелетия, что его и вправду весьма затруднительно использовать в области философии так, чтобы в сознании потенциального читателя не активизировались те смысловые коннотации, которые авторы вовсе не имели в виду, употребляя это слово. В сознании множества людей религия - это и есть жреческая корпорация с ее иерархией, ритуалом, “святынями”, адептами. Именно в этом качестве религия мыслится современным человеком и даже оказывается элементом правовой системы.

Сфера идеала оказывается в современном обществе лишена именования, человеческая активность в этой сфере не имеет своего словесного ярлыка. В нашей трактовке под словом “религия” следует понимать именно “духовный путь”, активность человека в сфере идеального. В этой “высшей религиозности” обретают единство кажущиеся часто непреодолимо разделенными области - “наука”, “искусство”, “философия”, этика, эстетика, практическая деятельность человека, его “дело, слово и помышление”.

В этом контексте человек может быть внекофессиональным, но не может быть внерелигиозным. Точно так же человек может не иметь отношения к миру современной науки, но в любом случае он познает реальность, совершает познавательные акты, накапливает опыт и его обрабатывает. Каждый человек живет духовной жизнью, идет по тому или иному уникальному духовному пути, делает шаги по направлению к свободе, любви и правде - или же в сторону от них, но уйти от этих проблем не может. Не может - поскольку глубиннейшая и высочайшая суть человека и есть свобода, любовь, творчество, истина и благо. Об этих проблемах можно попытаться забыть, но в кризисные, переходные периоды они неизбежно актуализируются в его сознании.

Поскольку “традиционные религии” в лице соответствующих конфессиональных корпораций сохраняют сильное влияние на жизнь общества даже в секуляризованных сообществах, необходимо тщательнейшим образом пересмотреть их наследие. Это наследие предельно противоречиво. Именно традиционные конфессии оказываются носителями высших духовных ценностей человечества, трансформирующих социум и поныне даже и против желания кокретных представителей жреческих и пост-жреческих корпораций. С другой стороны, эти конфессии находятся в арьергарде социального прогресса человечества, неся в себе законсервированные агрессивно реакционные элементы прошлых стадий развития, жаждущие реванша.

Предшествующий абзац относится ко всем традиционным структурам. Однако во главе процесса глобализации оказалась одна из человеческих культур - европейская, имеющая с одной стороны, эллииско-романские, а с другой - иудео-христианские (шире - авраамические) корни. Конечно, мы находимся в глобализационном “плавильном котле”. В разных участках этого котла мы имеем различную диспозицию. Очевидно, что даже и на европейскую в широком смысле этого слова культуру оказывают ныне обратное воздействие инокультурные традиции - индо-буддистские, даосско-конфуцианские, традиции коренного населения Америки, Африки, Азии и Океании - и даже, казалось бы, мертвые традиции, такие, как египетская, майянская и, тем более, дохристианская греко-римская.

Но мы в первую следует задаться целью исследовать традицию, которая первой распространила свое влияние на весь земной шар, европейскую, в духовном центре которой находится Благая Весть Иисуса, которую одновременно сохраняют и развивают и ее же профанируют и паразитируют на ней христианские традиционные конфессии, которая явила себя в небывалом доселе явлении гражданского внеконфессионального общества, основывающегося, тем не менее, на христианских идеалах.

Эти идеалы нуждаются в постоянном прояснении в постоянной рефлексии на них - дабы они не покрылись в сознании человека и общества пылью и плесенью, не утратили своего центрального положения, поскольку даже частичное их забвение чревато крахом провиденциального проекта “человечество”.

Сердцем европейской традиции оказывается провозвестие Иисуса, Его личность, Его деяния.

Пришествие Иисуса стало своего рода мистическим кристаллом, в котором сошлись предшествующие линии развития, преломились в нем, создав уникальный ярчайший луч, приуготовляющий прорыв человечества во всех областях его деятельности, трансформирующий саму природу человека и мира, в котором человек живет. Одним из центральных моментов «переоценки ценностей» может стать концентрация внимания на том, как этот луч преобразовывал индивидуальное и коллективное сознание - и на том, какое сопротивление ему на протяжении последовавших исторических периодов оказывали регрессивные, реакционные стороны этого сознания.

Другим таким моментом может стать оценка перспективы развития социума в духе Благой Вести, проблемы соединения “индивидуализации веры” с потребностью в формировании новой социальности более высокого типа, в большей степени проникнутой евангельским идеалом, не допускающим тиранического господства какой бы то ни было идеологии, тем более не могущей быть терпимой, когда она пытается паразитировать на провозвестии Иисуса.

Такая работа, помимо своей универсальной значимости, имеет предельную актуальность в наши дни, чреватые регрессивным клерикальным реваншем в России и в мире в целом.

"Веселые картинки мира" и "Несущие конструкции"

Философия - наука весьма веселая, и предмет ее весел. А потому неплохим выглядит название журнала -

"ВЕСЕЛЫЕ КАРТИНКИ МИРА"

"Веселым картинкам мира", чтобы они не возгордились и не остались одиноки в интеллектуальном пространстве трансмодерна, срочно необходима сдержка и противовес в форме философского журнала

"НЕСУЩИЕ КОНСТРУКЦИИ"

И пусть желающие попробуют деконструировать то, чего нет.

Три мифа о происхождении власти - Часть iii введения к трактату "Механизмы империосферы"

Написано совместно с Федором Синельниковым

Часть iii введения к трактату "Механизмы империосферы"

Архетипы власти, о которых речь шла в предыдущей главе, являются реальностью коллективного бессознательного человеческого рода. Как и любая архетипическая реальность, они склонны осмысливаться людьми в форме мифа - в частности, мифа о происхождении и сущности власти. По отношению к этим вербализованным, кодифицированным мифам архетипы выступают как "трансмиф", т.е. как исходная мифогенная реальность.

Миф вообще - и, в частности, миф о власти - не есть нечто архаическое, рудиментарное и атавистическое. Миф существует как окружающее и проницающее любую рациональность облако смыслов, ассоциаций, этических ценностных структур. Миф шире рациональности - он, в частности, играет по отношению к последней направляющую роль. Миф скрепляет воедино различные рациональные построения. Он во многом определяет повседневную жизнь человека - но участвует и в, казалось бы, чисто рациональных практиках. Например, мифологемы широко используются в науке - ярким примером мифологемы является "механическая метафора" (представление о "мире-как-машине"), определившая собой мейнстрим развития науки эпохи Модерна.

Можно выделить три основных мифа, символически описывающих происхождение государственной власти, с помощью которых власть может как легитимироваться, так и делегитимироваться.

Первый миф – миф о сакральном, высшем происхождении власти. Согласно этому мифу, государственная власть как принцип имеет божественное происхождение, установлена высшими силами, а земные носители этой власти этими силами поддерживаются и инспирируются, являются проводниками их воли, кровными потомками воплощавшихся некогда божеств. В пределе же верховный правитель рассматривается господствующей идеологией как само верховное божество.

Этот миф отнюдь не является достоянием только лишь прошлого даже и для современных западных обществ. Он явно давал о себе знать в теории и практике тоталитарных государств последнего столетия. В Третьем Рейхе и в современной России власть имеет тенденцию мыслить себя поставленной "свыше" и неподотчетной народу, но, напротив, имеющей по отношению к последнему пастырскую миссию. В СССР же и в современных демократиях власть может апеллировать к "научной картине мира". "Мировой закон", постигаемый наукой, замещает фигуру личного божества, является некоей непреложностью, с которой человек вынужден сообразовывать свои действия. Власть, включающая в себя научно-экспертное сообщество, в этом случае может позиционировать себя как приобщенная к истинной реальности, скрытой от профанов - и доказывающей свое "высшее" происхождение разнообразными чудесами-кнутами и чудесами-пряниками, ядерной бомбой и мобильными телефонами.

Второй миф получил в эпохе европейского Нового Времени именование «теории общественного договора». Эта теория и по сей день лежит в основе обществ «либеральной демократии». Забавно, что в мейнстрим западной мысли этот миф вошел благодаря стороннику абсолютной монархии Томасу Гоббсу, воспитателю наследника английского престола. Согласно этой теории, государство добровольно учреждается обществом для защиты естественных прав каждого индивидуума – прежде всего, права на жизнь и на собственность, которые не могут быть сохранены в условиях некоей изначальной, обусловленной испорченной человеческой природой всеобщей войны «всех против всех». В целях обеспечения общественного порядка и гармонии общество от имени всех индивидуумов отказывается от той или иной части индивидуальных прав, в любом случае передавая государству монополию на общественное насилие.

В рамках этого мифа прямая дорога пролегает от знаменитых эдиктов о запрете на дуэли до современной ювенальной юстиции с ее принципом минимизации физического насилия внутри так называемой «семьи». Здесь государство может естественно мыслиться как «общее дело», как «республика», граждане которой, согласно базовому мифу, рассматриваются как «свободные», а не «подданные» – хотя подати многие из «свободных» все же вынуждены платить, и убежать от своих «священных прав и свобод» не могут иногда и под страхом смерти. Напомним, что этот миф об «общественном договоре» лежит в основе не только «либеральных», но и так называемых «народных демократий», включая КНДР с ее ограничениями на свободу передвижения ее «граждан» не только за границу, но и внутри страны.

На практике же оба мифа могут смешиваться в самых прихотливых сочетаниях. Римская республика могла иметь во своей главе «божественного Августа». В современном же мире государственная власть, как мы уже сказали несколькими абзацами выше, оказывалась способна легитимировать себя в качестве носителя высшего знания о законах мира в целом и человеческой истории в частности, опираясь в качестве идеологического инструмента не на находящуюся с ней в «симфонии» жреческую корпорацию, но на подразделения «новых брахманов» - на патронируемую, лояльную государству часть «научного сообщества».

Третий же миф – «силовое» происхождение государства. В некоторых чертах он пересекается с первым, «сакральным» мифом - в том случае, когда божество для своего адепта открывается прежде всего как сила, и лишь во вторую очередь как правда. В предельном же случае правда рассматривается носителем такого мифа как фиктивная в своей автономии ценность, совпадая по сути с силой. В каменных, железобетонных и юридических джунглях соблюдается де-факто лишь один закон – «кто сильнее, тот и прав». Этот миф описывает уже упоминавшийся принцип рэкета в неприкрытом, для многих нелицеприятном виде – а потому этот миф используется прежде всего радикальными критиками того или иного государственного устройства или идеи государственной власти как таковой. Возможно и локальное применение этого мифа – для делегитимации некоторых конкретных носителей власти как узурпаторов. Вполне доходчиво этот миф описывается в гегельянских построениях - в частности, в "Происхождении семьи, частной собственности и государства" Энгельса.

В случае глубокой и фундаментальной этической деградации общества миф силового происхождения власти может напрямую использоваться в качестве легитимации оной и в наши дни. Строй, в котором власть открыто легитимирует себя подобным способом, можно с учетом российских реалий назвать "паханатом".

Итак, государство (или прото-государственные образования, претендующие на то, чтобы занять место существующего государства) способно присваивать себе (идеологически) все высшие для того или иного сообщества функции – к примеру, божественные для индуиста функции творения «правильной реальности», поддержания сакрализованного порядка и разрушения порядка недолжного. В силу этого правители государства могут посылать своих подчиненных на смерть для защиты своих интересов, не только применяя прямое насильственное принуждение, но добиваясь добровольного самопожертвования – поскольку государственный порядок и сама фигура правителя могут оказаться символически связанными с высшими ценностями человека, могут замещать эти ценности собой. Власть считает себя вправе распоряжаться жизнями и судьбами подвластных либо просто по праву сильного, либо считая себя репрезентатором воли "коллективного субъекта" ("народа", "общества"), либо считая себя транслятором в "низший мир" "высших истин".

Однако власть не является чем-то внешним по отношению к нам - к каждому конкретному человеку. С помощью описанных выше мифов мы склонны легитимировать свои собственные действия, поскольку они далеко не всегда свободны от стремления манипулировать другими живыми существами - манипулировать прямо (силой) или косвенно (обманом). И от этой манипуляции совсем не просто отказаться.

Инфоблокада Майдана? ::: Расшифровка

Беседа Сергея Кладо и Дмитрия Ахтырского 20 апреля 2014 года

Дух Женевы

Д.А. Мы имеем диаметрально противоположные оценки результатов переговоров в Женеве.

С.К. Я с одной стороны, ориентируюсь на заявление Лаврова, с другой - на заявления Дещицы. Лавров, который за последнюю неделю на моих глазах назвал черное белым примерно 850 000 раз, не вызывает у меня никакого доверия как источник информации. Ясно, что сама эта женевская встреча с участием России - это просто еще одно разводилово в череде всей международной и внутренней политики Путина. Это просто какой-то элемент его разводки. Что это за элемент, кого и на что Путин разводит - в момент, когда это происходит, понять бывает трудно. Я думаю, на что они разводят, мы увидим довольно быстро. Увидим, где обман и что за пункт был вписан в контракт маленькими буковками.

Д.А. Ты считаешь, что настоящие итоги непосвященным в закулисные интриги людям понять пока невозможно? Удалось ли Лаврову или Керри достичь каких-то результатов на этих переговорах - нам неведомо?

С.К. Нам неведомо. Я думаю, что единственный реальный результат этих переговоров (если факт, о котором я сейчас скажу, действительно имел место) - это угроза закрыть личные счета Путина, заморозить его личные деньги. Если этот факт был - то это единственная существенная часть переговоров. Все остальные части, которые кажутся существенными - тот факт, что Россия впервые принимает участие в таких переговорах, что они впервые договорились о разоружении и разблокировке зданий и т.д. - в принципе, никакого значения не имеют. Разблокировка зданий и сдача оружия диверсантами и сепаратистами - это процесс, который киевские власти всеми силами пытаются организовать (хуже, лучше, эффективно, неэффективно, правильными методами или неправильными - это вопрос отдельный).

Лично я тут опять иду вразрез с мейнстримом - и считаю, что киевские власти все делают правильно. Лучше потерять 8 боевых машин и ни одного солдата, чем наоборот. Но не все люди придерживаются такой точки зрения. Тем более, машины потом были возвращены обратно. Их нежелание стрелять в своих граждан мне очень импонирует. Мне кажется, они всячески демонстрируют, чем они отличаются от предыдущей “команды эффективных менеджеров”, которые и воровали, и убивали.

Д.А. В украинской процессе - оценки типа “нас предали” (в духе Илларионова) до “это наш большой успех, а всех паникеров надо расстрелять”. Вот такой спектр.

С.К. Мне кажется, большой успех будет у Украины тогда, когда мирным путем будет возвращен Крым - под полный контроль этого государства. А пока то, что происходит в Крыму - это полный ахтунг. Там все резко подорожало. Кроме прочего, например, российские автодилеры не везут туда автомобили и запчасти, потому что большинство из них связано с международными концернами. Украинские не везут по понятным причинам. Запчасти кончаются, машины кончаются - а ведь в Крыму много украинской техники (те же “Богданы”).

Д.А. Банки не хотят открывать там свои отделения - боятся санкций.

С.К. Потихонечку в Крыму начинает замерзать время. Я могу понять желания жителей Крыма, я могу понять их сопротивление украинизации и всему украинскому на протяжении 20 лет. Но взрослые люди должны представлять себе последствия своих поступков. А они повели себя как дети малые. Они пошли за дяденькой, который предложил им конфетку, а в результате дяденька, заведя их за угол, попросил спустить штанишки. Вот в какой ситуации сейчас находятся жители Крыма.

Инфоблокада Майдана?

Д.А. Я читаю западную прессу. Все аналитические публикации на тему Украины посвящены вот этой силовой разборке, конфликту с Россией. Сам Майдан и революционная повестка фактически не освещаются и не анализируются. И рождаются мысли. Не представляется ли некоторой части западных элит выгодным замять тему Майдана, поскольку она представляется опасной для этой части западных элит? Она может быть опасна для них - как новый способ низовой самоорганизации общества на удицах. Вспоминается Occupy Wall Street - а ведь тут мы имеем дело с новым этапом, с развитием все того же движения.

С.К. Безусловно, одна из задач Путина и его военной PR-акции - перебить информационную волну, которая шла с Майдана. Действительно, сейчас, вместо того, чтобы смаковать детали украинской революции, мы выясняем, был ли кто-то убит в Славянске - а если был, то кто, и т.д. И эта цель во многом достигнута. К сожалению.

Д.А. У майдановцев была шикарная антикоррупционная программа. Она частично выполняется. Например, пикетируются заседания судейских коллегий, пытаются не дать избрать в главы этих коллегий каких-то совсем одиозных личностей. Но антикоррупционная компания и десоветизация должны были идти гораздо более широко.

Нет сомнения, что Путин хочет перебить этот информационный поток. Вопрос - нет ли у него союзников на Западе, которые Путина в этом его начинании вполне поддерживают?

С.К. Путин просто пользуется тем ветром, который дует обычно - и просто ставит под этот ветер свой парус. Медийная реальность такова, что катастрофы будут всегда на первых полосах. Существует некий лимит на количество информационных сообщений в единицу времени. Та же ситуация с информационным покрытием украинских событий. Невозможно говорить об Украине в четырех разных аспектах постоянно и одновременно. Поэтому сейчас выбирается один - военный.

Д.А. Начиная с Ocсupy Wall Street, все акции гражданского неповиновения на Западе подавляются силой, ни одно из них не достигает успеха, их вопросы с очень большим скрипом попадают в повестку дня политиков. Против протестующих может формироваться информационная блокада (мейнстримными СМИ) или подаваться массив крайне тенденциозной односторонней информации. Можно предположить, что некоторые силы на Западе напрямую заинтересованы в том, чтобы Путин применил силу против Майдана и его идей.

С.К. Я не думаю, что это так. Я вообще не склонен преувеличивать роль России в мировых процессах. В них Россия по-прежнему остается Верхней Вольтой с ракетами.

Д.А. Ты не считаешь, что украинский Майдан мог показаться некоторой части западных элит тревожным звоночком?

С.К. Думаю, что нет. Они считают, что их общество находится на таком уровне развития, на котором неактуальны те вопросы, которые ставил Майдан. Отчасти это так и есть. А что касается самого революционного духа - есть ли Майдан, нет ли Майдана… В последние 10 лет революционные процессы идут в целом ряде стран. В 90-х не было такого количества революций. Я думаю, что западные элиты видят опасность в радикальных группировках - террористических или полутеррористических. Вряд ли они предполагают, что революционное пламя Майдана куда-то к ним перекинется.

Инфоблокада Исландии

Д.А. Например, мне было очень подозрительно смотреть на освещение исландской темы. Англоязычная пресса практически ничего не писала о радикальных исландских новшествах в области выработки текста новой конституции. Не было никаких широких обсуждений в СМИ. Конечно, вряд ли редакторам поступали сигналы сверху. Это сработало чутье, чувство “формата”. Что-то они чувствуют, раз ничего не написали о фантастических преобразованиях в Исландии. Эти преобразования могут быть хороши или плохи - но это фантастика для современного мира.

С.К. Во-первых, они об исландских событиях просто могут тупо не знать.

Д.А. New York Times не знает? Что-то я не очень в это верю.

С.К. Да, может не знать. Как работают СМИ? Как мы с тобой. Мы берем новости, известные нам факты, общаемся с какими-то людьми - и все это вываливаем в наш с тобой разговор. Так же работает газета или телеканал. Если эта информация прошла мимо меня, то она не появляется в газете. Если эта информация попалась мне на глаза, но я счел ее неинтересной - то она в газете тоже не появляется.

Д.А. То есть конституция, принятая по интернету - это показалось им неинтересной новостью? То, что они отказались от услуг МВФ и от своих долгов - тоже?

С.К. Нет, как раз то, что они отказались от долга, в прессе освещалось.

Д.А. А все сопутствующее показалось неинтересным.

С.К. Или это просто прошло мимо них. К примеру, в день, когда это происходило, шла война в Ливии или еще что-то. Очень важен общий информационный фон. Любой пиарщик скажет, что продать любую новость на фоне 11 сентября было невозможно.

Д.А. Тем не менее, информация могла пройти хотя бы на какой-нибудь 11-й странице - но мы вообще не нашли адекватного текста об исландских преобразованиях с помощью поисковиков. Хоть начинай переводить исландские газеты. С исландского, который очень не похож на все остальные европейские языки.

С.К. Кстати говоря, это одна из причин. У самих исландцев, вероятно, нет привычки регулярно подавать сведения о себе на мировые информационные ленты.

На отмелях информационного потока

Д.А. Возможно, сами исландцы не вполне в курсе, насколько они революционны.

С.К. Как и киевляне - и вообще украинцы - не думали, что их революция приобретет международное значение. Они озаботились проблемой выдачи вовне информации - некий Возняк это начал делать, у него на Украинской Правде появилась рубрика “О сегодняшних событиях на разных языках”. Он стал просто делать информационные сводки, что произошло за день - на русском, английском, португальском и т.д., привлекая соотечественников за рубежом, которые знают соответствующие языки. Но это произошло в феврале. Первое подобное его сообщение появилось в феврале. До этого весь большой массив важной информации не переводился не то, что на английский - даже на русский, и до сих пор существует лишь на украинском.

Д.А. Да, Россия и Украина действительно информационно очень сильно оторваны от остального мира. Научное сообщество, проблемы которого мне по роду деятельности весьма близки, оторвано от мирового почти полностью. Все держится на нескольких людях. Буквально один из 100 человек имеет полноценные связи с мировым научным сообществом.

С.К. Потому что многие не владеют языками, не имеют возможности выезжать на конференции и, наконец, просто не понимают других - особенно это касается гуманитарных наук - по понятным причинам. Гомо советикус не был настрен на то, чтобы учиться, он считал, что является носителем истины и должен учить другие народы. Это осталось. Кроме того, есть общая проблема - то, что варится внутри какой-то культуры, не имеет адекватного выхода наружу. Есть, например, англоязычные форумы по Розе Мира? То же самое касается французов, немцев или чехов. Ты, например, знаешь, что происходит в Чешской Республике последние 10 лет, что там за процессы идут?

Д.А. Увы, понятия не имею.

С.К. О Венгрии до нас долетают какие-то сведения, потому что происходящее там имеет какой-то вопиющий характер.

Д.А. О Франции, естественно, знаю больше - она из топ-стран.

С.К. А ведь Чешская Республика - вполне приличная страна. Еще есть Бельгия или Швейцария. Аргентина или Бразилия.

Д.А. Возьмем музыку. Что я знаю о чешской продвинутой рок-музыке или электронной музыке? Да ничего я не знаю. А у меня нет сомнения, что она там есть, и есть там много хорошего.

С.К. А что мы знаем о Китае?

Д.А. Что там раз в несколько лет происходит съезд КПК и объявляется об очередной смене правителя. А еще происходят наводнения.

С.К. Что не там построили плотину - и смыло два города.

Д.А. Что художник Ай Вэйвэй опять подвергся гонениям со стороны властей.

С.К. А об Индии? В Индии в нулевых годах шли очень интересные политические процессы. Там полуфашистские силы поднимаются ступенька за ступенькой по политической пирамиде. И сейчас, похоже, они близки к ее вершине. И ведь Индия говорит по-английски. А знаем мы все равно немного, если не занимаемся темой вплотную. Поэтому я не думаю, что существует какой-то специальный заговор элит. Думаю, что просто соответствующая информация проходит мимо ушей.

Д.А. Казалось бы, нетривиальность происшедшего в Исландии в сочетании с фактом, что Исландия является европейской страной - все это представляло для западного читателя интерес.

С.К. Для тебя это новое явление, и в нем ты, может быть, видишь прототип каких-то вещей, которые в будущем станут реальностью мирового масштаба. Так же, как я считаю таким предвестием будущего выборы в Координационный совет оппозиции в России через интернет.

Д.А. Да, и соответствующие события словно подсвечиваются для меня неким светом. Я не прохожу мимо такой новости: “О! Она же светится!”

С.К. Да. А среднестатистический европеец, который читает, что исландцы отменили конституцию - даже редактор СМИ - думает: “Ну, исландцы - они даже молоко замороженное едят”. И читает дальше. Он помещает эту информацию скорее в разряд диковинок. Нужна большая компетентность, заинтересованность.

Какое информационное поле создают СМИ - это отдельный огромный вопрос. СМИ, выстраивая некую картину мира, даже будучи беспристрастными, все равно делают акценты на специфических новостях, на том, что продается. У них нет задачи - ни у одного СМИ - показать целостную картину мира. Они дают только разрозненные кусочки, которые мы сами собираем в картину. И ясно, что эта картина в той или иной степени отличается от реальности.

СМИ - это как демократия. Может быть, это не самая лучшая форма, но это этап, который нужно перетерпеть. В будущем, видимо, нас ждет всеобщий английский язык. А на локальном уровне - развитие электронных форм типа той, которой мы сейчас пользуемся. Люди, которые интересуются, как забивать гвозди, смогут в интернете найти об этом соответствующую информацию в 150 вариантах на 180 языках. Когда-нибудь напишут и об исландской конституции, надеюсь.

Правый сектор Путина ::: расшифровка беседы

Беседа Сергея Кладо, Фёдора Синельникова и Дмитрия Ахтырского

С.К. В свое время Советский Союз финансировал различных политических деятелей и управлял ими. Огромная часть деятельности КГБ сводилась к работе с политическими деятелями западных стран. Сначала отслеживались их выступления в прессе. Затем давались задания соответствующему агенту. Он ходил долго и упорно с конкретным деятелем обедать. И задачей КГБшника было вложить в такого агента влияния советскую точку зрения, советский взгляд на вещи. Мытьем, катанием, уговорами, деньгами, компроматом - как угодно. Это было очень важно. В основном это делалось без нажима - промыванием мозгов. Советский Союз, как такая огромная секта, вербовала сторонников путем такого индивидуального промывания мозгов медийным людям - например, депутатам парламента, чтобы они голосовали за соответствующие законы. Это часть “холодной войны” - так она велась до 1985-87 года.

И точно так же Путин - который работал в политической разведке, хоть и в ГДР, - просто восстановил систему, в которой работал при генсеках. И мы видим - вот он, результат. Мы видим людей в парламентах, которым, может быть, помогали проходить, помогали с выборами, с деньгами, с технологиями. И вот теперь они присутствуют в парламентах западноевропейских стран и озвучивают ту точку зрения, которую им вкладывает в голову непосредственно Владимир Владимирович.

По странному совпадению, это правые партии. Националистические правые партии всех стран. Это работа с недовольными, с маргиналами. Вот она, опора, реальный “правый сектор” Путина в парламентах Западной Европы.

Ф.С. В Европе не только крайне правые поддерживают политику Путина. У него, как у продолжателя советского режима в новых условиях, естественными генетическими союзниками остаются левые партии. Лидер КПУ Симоненко недавно встречался с левыми депутатами Европарламента и втюхивал им ту же самую путинскую пропаганду. Очень любопытно, что крайне левые и крайне правые в Европе смыкаются в поддержке путинского режима. Путин, активируя внутри России крайние националистические и одновременно советские фантомы, франкенштейновские образы, успешно транслирует их и на Запад. И на Западе они вызывают соответствующий отклик. В результате и крайне правые, и крайне левые на Западе готовы солидаризироваться с российским режимом.

Эту линию можно провести еще от позднего Сталина, при котором русский национализм смыкается с большевизмом. Тогда возникает феномен национал-большевизма - и этот феномен принимает сейчас новые интересные формы. Самое смешное, что на Западе крайне левые и крайне правые друг с другом договориться не могут. А режим Путина, который они поддержали, помогает им осуществлять деструктивную деятельность против гражданского общества - и в Европе, и на глобальном уровне.

Д.А. По поводу “правого сектора Путина”. Это очень интересная тема, я над ней думаю. Частично об этом в украинском “Дне” написал Дмитрий Шушарин в статье “Фашинтерн”. Фёдор уже упомянул национал-большевизм. Когда Устрялов это придумывал в 20-х годах, это было течение, сходное (и враждующее) с евразийцами в эмигрантской среде.

Здесь проблема с самим политическим дискурсом, в котором ведется речь о “правых” и “левых”. Фёдор говорит о “крайне левых” - но это понятие весьма растяжимое. Например, крайне левыми можно считать анархистов - которые, безусловно, против аннексии Крыма и не находятся в союзе с Путиным. А те, кого Фёдор назвал “крайне левыми” - они являются в такой же степени и крайне правыми. Мы не должны забывать, что у национал-социалистов в Германии был красный флаг. Путин - глава фашистского, а не социалистического государства. Это система госзаказов, корпоративный “солидаризм”, близкий скорее Третьему Рейху, а не СССР. Вся социалистическая риторика Путина - и даже не риторика Путина, а умонастроения в российском социуме - она архаизаторская, реваншистская, имеет больше отношения к империи, чем к какому бы то ни было социализму в принципе. Красное знамя тут - это просто реваншистское знамя. И все отсылки к социализму - это просто реваншистские отсылки к “великому прошлому”.

Путин строит скорее именно правый (в фашистском смысле) интернационал. Многими на Западе он воспринимается как последний защитник традиционных “христианских” европейских ценностей. “Путин против ЛГБТ”. Недавно вычитывал очень интересный аналитический текст, посвященный эволюции украинской крайне правой партии “Свобода”. Родившись в 90-е годы под другим названием, эта партия сразу же начала сотрудничать с европейскими националистическими партиями типа французского “Национального фронта”. Но в 2012 году их из альянса националистических европейских партий выгнали - что интересно, по причине крайней правизны “Свободы”. Тогда “Свобода” начала сотрудничать с еще более крайними правыми в Европе. “Свобода” поссорилась с венгерским “Йоббиком”. В итоге мы видим, что крайне правые в Украине оказались преданы своими “братушками” в Европе, которые все легли под Путина. При том, что сам Путин не декларирует открыто и четко свои право-националистические взгляды. Крайне правых националистов в России власти прессуют, как могут, по “антиэкстремистскому” законодательству. И вот ситуация с формированием союза Путина и европейских крайних правых очень интересна.

С.К. Что касается партий, я думаю, что конкретно в случае с Путиным это вообще не идеологический вопрос. У Путина идеология, если выжимать ее до конца, очень простая. Есть он - и все остальные. Это в пределе. Следующая ступенька вниз - есть “мы” и “они”. “Мы” - это те, кто за меня. “Они” - это те, кто против меня. Сегодня я исповедую одни ценности, завтра - другие. На самом деле, Путин не исповедует вообще никаких ценностей. То, что выглядит как исповедуемые им ценности - всего лишь инструменты для того, чтобы исповедовать самого себя. Его государственничество - оттого, что это государство его поило и кормило, когда он работал в КГБ. Оно его поддерживало, когда он шел по ступенькам. Оно сейчас является инструментом для удовлетворения его похоти. Национализм? У меня нет ощущения, что Путин любит Россию. Человек, у которого главная книжка - “Щит и меч”, а главное достижение русской музыкальной культуры - это группа “Любэ”, Россию может любить только сзади и в моменты острых приступов, все остальное время Россия ему варит щи, стирает носки и чистит сапоги, а прислугу не любят, ее пользуют, как, впрочем, и в моменты острых приступов. Россия для Путина не любовь, а объект для удовлетворения. Если бы Путин любил Россию, то он не строил бы в Кремле вертолетную площадку, а вообще сделал бы из него музей. Как если бы Россию любили большевики - они не строили бы в Кремле “дворец съездов”. Не уничтожался бы так катастрофически даже родной город Путина и, например, газоскреб был бы невозможен в принципе.

Ф.С. По этой логике Гитлер не любил Германию и даже Германскую империю - потому что втравил ее в жуткую бойню, в результате которой она потерпела катастрофическое поражение. И Гитлер не слишком любил Берлин, поскольку хотел застроить его жуткими циклопическими сооружениями. При этом сам Гитлер считал совсем иначе. К чему эти разговоры о личных эмоциональных мотивациях диктаторов? Авторитарный национализм находится по ту сторону от любви к родине. Это “любовь” к идолищам, которые маркируются определенным образом - и ассоциируются с родиной, на самом деле разрушая и проституируя ее.

Мы определяем Гитлера именно как ультранационалиста - зачем отказываться от идеологической идентификации политика, редуцировать ее до каких-то совсем уж примитивных схем “мы - они”? Это что - позволяет нам лучше понимать ход истории и логику принятия общегосударственных решений? В истории имперских диктатур, именно из-за детерминированности выбора изначально заданной их жесткой структурой, не слишком важны персоналии - Путин, не Путин, Сталин, не Сталин. Когда я говорил о национал-большевизме Сталина, я под “Сталиным” подразумевал не столько персону, сколько репрезентацию доминировавших в Советском Союзе - прежде всего, в русском народе - представлений. После войны националистический момент усилился. Советская интернациональная идеология была необходима для сохранения единства государства. Но русский народ стал определяться как “народ-победитель”, вспомните все эти сталинские тосты “за русский народ”, возвращение атрибутики дореволюционных времен, все эти министерства, погоны, стилистика станций метро…

И в этом смысле сегодня важен не столько лично Путин, сколько настроения, которые сейчас распространены в России. Опросы общественного мнения довольно четко показывают, что украинскую революцию в России приветствовало где-то 5% населения. Я не очень сомневаюсь в том, что 70% россиян приветствуют аннексию Крыма. И мне совершенно не важно, что лично Путин любит или не любит, какую он музыку слушает, ест ли он галушки или его от них тошнит. Мне важно, что он в данном случае привержен шовинистическому советскому стилю и представляет соответствующий электорат. Путинская фигура является всего лишь вынесенным, экстраполированным из российского социума верхушечным гномиком. Весь этот социум - это скопление таких гномиков, ну плюс еще группки не встраиваемых в их иерархию национал-предателей типа нас с вами. Но каждый из этих маленьких системных путиных себя с “Путиным” соотносит и видит в нем выразителя своих ценностей. Поэтому не стоит смотреть на Путина как на единственого принимающего решения в России. Он принимает те решения, которые в принципе находятся в ценностном поле этой массы, которая в России в количественном смысле доминирует.

С.К. Путин любит все то, что дает бонусы лично ему. Государство - потому что это его государство. Россия - ну, так уж попалось, что это Россия. Ничего специфически русского в ней он не любит. Он любит КГБ, эту систему отношений, всю эту византийскую власть. Это тоже не специфически русская история - это ордынская история. Она абсолютно наднациональна. Любви к так называемому коммунизму и так называемому социализму у него тоже нет - потому что он любит комфорт, а так называемый социализм - это некомфорт. А что касается Гитлера, то его последняя сентенция о великом немецком народе - это то, что он не достоин своей великой миссии и поэтому должен исчезнуть. После этого были открыты шлюзы реки Шпрее и затоплено берлинское метро вместе с теми, кто там прятался от бомбежек.

Я думаю, это смыкание флангов под Путина происходит только потому, что маленькие маргинальные партии опираются на экономически несостоятельную часть населения. Одно дело - за кружкой пива говорить о том, что “жиды продали Германию” (или Австрию), а другое дело - отнести кровные 200 евро в партийную кассу. Партии, представляющие левые и националистические слои, поэтому, имеют предел роста - и они испытывают финансовые трудности. Им помогают, потому что они яркие. В них можно вкладывать деньги. Партии среднего размера никаким образом денег у русских брать не будут никогда. А эти могут рискнуть. Я думаю, что это чисто коммерческая история - и никакой специфической идеологической смычки там нет. Еще раз - для Путина весь мир делится на “наших” и “не наших”. И “нашими” являются те, кто его поддерживает и принимает его правила игры, а “не нашими” являются все остальные. Это как колебания партийной линии, которая сегодня одна, а завтра другая. И одни в нее уложились, а другие - нет. Это продолжение той же сталинской истории.

Кроме того, специфической разницы между национал-социалистами и коммунистами нет. Это вещи одного и того же типа. Так сказать, насилие uber alles, железной рукой загоним человечество к счастью. Просто они паразитируют на разных утопических идеях. Одна - утопическая идея рая для всех, но при этом - классовая борьба и классовый фашизм. Вторая - рай для своего народа за счет других или в гармонии с ними. За счет других - значит, это национальная борьба, эксплуатация по национальному признаку и все прочие радости национал-фашизма. Но принципиально сама идея та же самая. Это мнимое разнообразие. Действительно, как “Кока-кола” и “Пепси-кола”, не кефир.

Есть гуманистическое направление и не-гуманистическое направление. Поскольку Путин представляет не-гуманистическое направление - все остальные люди не-гуманистического направления, считающие, что врать можно, считают его “своим”. Вот и весь водораздел.

Д.А. Сначала отвечу Фёдору - о том, кого любит диктатор. Любил ли Гитлер Германию и Берлин?

С.К. Не любил. Если бы он любил свой народ, он бы им не воевал, и не строил бы его в шеренги и колонны.

Д.А. Совершенно верно. Любой диктатор, как и любой эгоист, подобен Васисуалию Лоханкину. Он мыслит реальность по структуре “Васисуалий Лоханкин и трагедия русского либерализма”. Диктатор мыслит по формуле “Я - и Германия”, “Я и Россия”. Но диктатор не любит ни Германию, ни Россию. Он не любит даже своего патрона, который его инвольтирует соответственной энергетикой. Это не отношения любви. Диктатор, как и все, любит Бога, потому что такова природа живых существ. Но эта любовь корежится и трансформируется.

С.К. Любовь не может корежиться - она просто отсутствует.

Д.А. Другого света у человека нет. Если у него нет света любви - он погибает.

А теперь насчет “правых” и “левых” (подробнее - здесь). Советский Союз я не могу считать левым государством в принципе. Конечно, тут все зависит от определения - как мы определяем “правых” и “левых”. Но сейчас “Советский Союз” - это некое консервативное знамя. И симпатизанты Советского Союза, если и могут называться "левыми", то это особый феномен "консервативных левых", "левых традиционалистов". В России таких часто называют "совками", среди них преобладают люмпены, пенсионеры, люди с невысоким уровнем образования, а также люди, тоскующие по былому величию "своей" империи. Под словом же "левые" ранее понималась некая довольно динамическая среда, устремленная не в прошлое, а в будущее, не привязанная к традиционным ценностям.

Какие “левые” могут поддерживать Путина на Западе и как они его поддерживают?

Например, на Западе есть левая университетская профессура - марксисты, тоже симпатизанты Советского Союза. Они признают, что советская власть совершила очень много ошибок и даже преступлений - но, тем не менее, считают, что идея была прогрессивная, интересная, что ее надо реализовывать дальше. Они не будут поддерживать Путина прямо. Они будут его за многие вещи осуждать - и за коррупцию, и за авторитаризм. Но они будут всячески склонять свои правительства не принимать участия в российско-украинском конфликте. Хотя они в этом и не признаются - они воспринимают Россию как наследницу Советского Союза и, возможно, имеют безумную надежду, что Россия вернется на стезю СССР, попробует этот проект реанимировать. Несмотря на весь тот ужас, который сейчас в России есть - безумная, парадоксальная надежда. Может быть, тут работают и устойчивые стереотипы, связанные с этим регионом, на территории которого в свое время происходила попытка построения советской утопии.

Еще один момент. Главный враг даже и для умеренных западных левых - это западная же финансовая, топливная и иная олигархия. И в этой борьбе со “своим” злом им видится ситуативно “хорошим”, макрополитически “хорошим” любой конкурент этой олигархии - будь то Китай или путинская Россия. Они играют во внеэтичные игры - какова, собственно, вся геополитика, которую я как-то назвал “хтонополитикой”. Человека в такой политике нет - там есть только прагматика. Там есть только макростратегии, абсолютно циничные, абсолютно лишенные этики.

Точно такие же сейчас российские так называемые левые. Например, Кагарлицкий. Он сидел в Советском Союзе - но для него западный капитализм все равно является наибольшим врагом. Гораздо большим врагом, чем Путин. И вот Кагарлицкий недавно отметился большим текстом, в котором сказал: “Вот, наконец мы имеем возрождение классового сознания на постсоветском пространстве - в Восточной Украине”. То есть те, кто сейчас захватывает объекты на Юго-Востоке Украины - это у него рабочий класс. Который еще не обрел своего классового сознания - но Кагарлицкий надеется, что начинает обретать. Вот такая у него логика. Замечу, впрочем, что многие анархисты и другие “новые” или “антитоталитарные” левые - антипутинцы и поддерживают украинскую революцию.

Кроме этих пассивных союзников из среды старых университетских левых, у Путина есть союзники из так называемого “морального большинства”, как эта позиция называлась при Рейгане. В последние годы они на Западе активизировались, в частности, на волне легализации сексуальных меньшинств. Поскольку сейчас в США и Европе принимаются соответствующие законы - идут протесты против такой политики государств. В итоге крайне правые круги начинают набирать очки.

Меня интересует следующий вопрос. У Путина есть пассивные симпатизанты из левых, активные симпатизанты из правых (“моральное большинство”). Голос таких правых относительно невнятен. Но вопрос - может ли этот голос стать более внятным? Тенденцию мы видим. Может ли она оформиться и развиться? И какие есть у Путина шансы интегрировать это движение, стать лидером этого мирового движения? Есть голоса - того же Шушарина - говорящие, что Запад сейчас настолько безволен и деморализован, что мир может упасть в руки Путина благодаря активизации “пятой колонны” на Западе. Что вы по этому поводу думаете?

С.К. Сначала о правых и левых. Когда мы говорим о христианстве и о Христе - там же есть не только “познаете истину, и истина сделает вас свободными”, но и насыщение пяти тысяч пятью хлебами. Вслед за Дмитрием Мережковским, мне кажется, что это была не физическая история. Просто у людей была с собой еда. Когда они выходили за пределы своего населенного пункта, они брали с собой еду - “Макдональдсов” в те времена не было, телефонов - тоже. Неизвестно было, когда человек вернется. Скорее всего, у них была с собой еда, когда они пошли слушать лекцию Йешуа Ганоцра - хотя это было и не очень далеко, особенно по нашим меркам, но все же за городом. Чудо заключалось в том, что взятое ими с собой они поделили поровну, насытились все, и еще осталось с избытком. Смысл этого действия заключался в том, чтобы показать людям, что они производят и имеют гораздо больше того, что им реально нужно - просто это неправильно распределено. Поскольку в древнем мире до Иисуса Христа никому эта мысль в голову в такой форме не приходила - для людей, которые привыкли жить в системе, где есть богатые и бедные, где есть неравенство, для людей, плоды труда которых все время кто-то отнимал - для них это было так же удивительно и так же чудесно, как и все истории со свободой, которую он проповедовал.

Социалистическая идея - не псевдосоциалистическая, какова она была у немцев, или в СССР, или в Камбодже - а по-настоящему социалистическая идея, - она ведь чисто христианская. Речь идет о том, чтобы более или менее равномерно распределялось то, что имеется. Но на другой чаше весов находится тот факт, что мир все-таки движется инициативой. И эта инициатива, к сожалению, слишком часто стимулируется наградой. Люди рождаются богатыми, влиятельными. Человек может быть из бедной семьи, но иметь потенциал владения богатством. И именно благодаря тому, что у него есть этот потенциал, он строит заводы. Другое дело, что эти заводы могут производить действительно ерунду, а не полезные вещи. Бизнес, наверное, на треть состоит из вещей, которые почти сразу отправляются на помойку - прямой расход ресурсов, из сырья делать деньги и выбрасывать. Хотя в сфере услуг это уходит все больше в виртуальную среду, а виртуальная среда почти не несет нагрузки на окружающую, т.е. не сильно подрывает глобальную природную экосистему. И нет ничего дурного в том, чтобы люди зарабатывали большие деньги и распоряжались какими-то капиталами. Я думаю, что ни один настоящий левый или социалист не будет против богатых людей. Он будет за то, чтобы не было бедных. Проблема не в том, что есть богатые. Проблема в том, что есть бедные. Есть бедные, есть необразованные, есть неграмотные. И бедность, как и неграмотность, позволяет создавать богатство - дешевый труд и дешевые голоса избирателей. Проблема неразвития среднерусской семьи не в том, что нет школы, куда можно отдать ребенка. Она заключается в том, что папа бьет маму - и ребенка заодно. Вот в чем главная проблема. Вот что делает людей малообразованными и неразвитыми в культурном отношении. Как воспитать ребенка развитым - это задача школы. Я не говорю про советскую систему, где школа делает из людей рабочих и крестьян - или просто идиотов. Такая школа в России до сих пор. У меня сейчас ее заканчивает сын, поэтому я точно понимаю, о чем я говорю. Даже на Западе школы не особенно развивают. Нужно, чтобы образование было расширением горизонта возможностей для ребенка путем обучения его тому, к чему он склонен, плюс каким-то навыкам социализации, механизмам достижения целей, умением правильно их определять. Вот в чем задача образования. Она не выполняется даже на Западе - хотя на Западе она во многом следует по этой дороге, чем дальше, тем лучше. За последние 20-30 лет в этой сфере достигнут колоссальный прогресс.

К чему я все это? Все эти “правые” и “левые” - эти понятия сейчас вообще не применимы. Мне кажется, мы можем все свести к простым вещам. Христианский путь или не христианский путь. Эти христианские идеи также есть в буддизме, в суфизме и так далее. По сути, во всех крупных мировых религиях они одинаковы. Все они учат любви - в пределе.

А о потенциале Путина я скажу чуть позже.

Ф.С. О правых и левых. Не нужно смешивать ценностные и политологические оценки. В ценностном плане понятно, что граница проходит по совершенно иным - этическим - принципам. Но политические термины важны. Отказ от идеологических идентификаций не обеспечит распознавания этического уровня политика или политического сообщества. Сергей говорит о колебаниях линии партии. Но линия партии колебалась в пределах жестко заданного дискурса и не могла за них выйти без угрозы разрушения всей системы власти. Большевизм не был таким конъюнктурным, как это может показаться. Да, вполне можно было заключать союз с Гитлером. Кстати - о союзе ультраправых на Западе с Путиным. Мне кажется, тут уместны аналогии именно такого плана. И не надо пытаться выгораживать каких-то там “ультралевых” и винить во всем “ультраправых”, как это пытается делать Дмитрий. Есть вполне конкретные левые политики - например, Объединенные лево-зеленые Севера в Европейском парламенте. Лоран и Циммер. Именно к последним обращается Симоненко, лидер компартии Украины, союзницы Януковича и Путина. Не нужно говорить, что есть какие-то идеальные левые, которые выступают против всего плохого. Наверное, где-то есть такие же идеальные правые. Тогда нужно договориться - либо мы действительно проводим границу по этическим и экзистенциальным ценностям, отказываемся от политической терминологии, в которой есть понятия “левые” и “правые”, и вводим какую-то иную шкалу ценностей. “С Богом” и “по ту сторону от Него”. Но возникает вопрос - с кем мы тогда будем говорить, поскольку придется вводить свой понятийный аппарат и все перекодировать в этом мире, все переименовывать, “исправлять имена”, как говорили китайцы. В слово “социализм” вкладывать другие смыслы. Тогда и слово “фашизм” можно изменить в лучшую сторону.

С.К. Слово “фашизм” не может быть изменено в лучшую сторону.

Ф.С. Слово “фашизм” родственно слову “объединение”, “фасция”. Идея солидарности, Римской республики, гражданского общества. А если облагораживать слово “фашизм” вам не хочется, то не стоит такую процедуру производить и со словом “социализм”.

С.К. Любое единство уничтожает личность. Поэтому в слове “фашизм” заложен отрицательный смысл.

Ф.С. “Социо” - это тоже “общее”. Это тоже “единство”.

С.К. Нет, “общность” (“общество”) и “единство” - это разные вещи.

Ф.С. Это вольные игры со словом.

С.К. Если мы говорим о “фашио” - это пучок перевязанных веток. А когда мы говорим “общество” - нам кажется, что солнышко светит и дети на велосипедах катаются.

Ф.С. У вас такие ассоциации. А у меня со словом “социализм” - свои. Такая избирательность - “социализм это хорошо, а фашизм это плохо” - не кажется мне заслуживающей серьезного обсуждения.

По поводу политических потенций Путина. Я говорю не о фигуре, а о режиме. В России ничтожен именно режим, а каков режим - таков и его репрезентатор. Говорить о том, что этот режим может что-то в Европе скоординировать, организовать и куда-то направить - мне кажется, просто смешно. Это страшилка для пресыщенных буржуа - и в России, и в Европе. Страшилки про Путина можно обсуждать только в той же стилистике, в какой обсуждалась тема “был ли Чичиков Наполеоном”.

Национализм как идеология - это не любовь к родине. Это набор эмоционально окрашенных идеологических кодов. Так же как большевизм (коммунизм). Сейчас мы видим, что в России существует набор примитивных кодов, на который откликается социум: “Восстановим СССР”, “Чурки понаехали”, “Крым наш”, “Русские - самые великие”. И так далее. Многие коды полностью противоречат друг другу - например, советский интернационалистический код и код “чурки понаехали”, памятники Ленину и олигархия, и т.д. Но это противоречие не считывается шизофреническим российским массовым сознанием, игнорируется им. Массы не видят того, что их ценности внутренне противоречивы. Сталин мог себе позволить виртуозно играть одноврменно на двух инструментах - на русском национализме и на советском интернационализме. Но сейчас таких ресурсов у системы нет - она не может позволить себе таких игр. Вернее, позволить-то может - но только очень уж корявая музыка получается.

Из этого и вырастает невозможность удержания всей Украины и, как следствие, аннексия хотя бы ее части - Крыма. Советский проект не может быть реанимирован - точнее, может быть реанимирован только в усеченном варианте. В таком состоянии российская власть может отхватывать лишь кусочки. Кусочек от Молдовы, от Грузии, от Украины. Российская государственность - это вырождающаяся система. Поэтому говорить о какой-то потенции этой системы в плане общеевропейского лидерства - на мой взгляд, несерьезно.

Д.А. В свое время Гитлер тоже начинал с откусывания маленьких кусочков у соседей. “Воссоединение” там, “воссоединение” здесь. А до этого государство было тоже маленькое, слабое, несчастное, с кучей комплексов. Веймарская республика. Тоже можно было сказать: “Да на что Германия способна - эта стареющая держава? О каком влиянии Германии можно говорить?” Представь, что ты находишься в Германии 1929 года. Что бы ты сказал о ее потенциях?

Ф.С. Гитлер консолидировал в своих руках власть в 1934 году - объединил в своих руках посты канцлера и президента по итогам референдума. В 1935 он уже присоединяет Саар. В 1936 г. он занимает демилитаризованную рейнскую зону. В 1938 присоединяет Австрию. Следом за Австрией идут Судеты. И в 1939 он нападает на Польшу. Сравни динамику гитлеровской агрессии с путинской: Путин у власти с 1999 г. Все это время Россия утрачивает свои позиции на пост-советском пространстве, а не усиливает их.

Путинский же режим пытается судорожно удержать то, что разбегается. Посмотри, как падали памятники Ленину в Украине. При всем множестве аспектов украинской революции, хочу остановится сейчас на одном: она - антиимперская и антисоветская. Это революция против вырождающейся Советской империи, которую продолжает сейчас нести в себе пост-советская Россия. Именно Советской империи, ленинско-сталинско-брежневской, а не в принципе российской. Именно Советская империя сейчас продолжает существовать - и деградировать. Гитлер до начала-середины 30-х годов не обладал влиянием ни на Австрию, ни на Чехословакию, ни на Польшу. Гитлер не отхватывал кусочки от стран, которые от него убегали. У Путина, как до него Ельцина, в отношении Молдавии, Украины или Грузии совершенно другой военно-политический курс - если говорить о качестве российского могущества. Пост-советские страны убегают из российской сферы влияния. В том-то и дело, что эти попытки Путина откусить что-то - это компенсаторная акция из-за невозможности Советско-российской империи удержать пост-советские государства в сфере своего влияния.

Надежды на Путина у сторонников его режима и страхи у противников не имеют под собой оснований. Надо радоваться, что страны одна за другой выходят из-под российского протектората. Надо смотреть на этот процесс в перспективе - увидеть его в целом. “Ах, Путин захватил Крым, сейчас он пойдет до Приднестровья”. Скорее, он окончательно дойдет до ручки. Положим, у него снесет крышу, и он пойдет в Приднестровье. Вход в Крым - это уже само по себе есть показатель абсолютного неадеквата. Показатель непонимания перспектив. Все в ужасе: “Совок возрождается”. Совок возрождается, но не в том смысле, в каком его следует бояться. Словно старый больной человек, кряхтя, привстает с кроватки, чтобы затем окончательно откинуть свои костылики за ненадобностью и погрузиться в неподъемное состояние.

Истерика - с одной стороны, патриотическая, с другой стороны, либеральная - вот что имеет место. “Для одних соблазн, для других безумие”. Патриоты радуются, либералы ужасаются. Мне странно на все это смотреть. Неважно, когда произойдет крах путинского режима - в 2015 или в 2020 году. Сейчас на наших глазах путинский режим дошел до предела своего развития. И мы вдруг зачем-то спрашиваем, не может ли он консолидировать ультралевых или ультраправых на Западе. Да что он может?! Да вы отдалитесь от Москвы на 200 км, посмотрите, как в этой стране живет народ: Ленинградская область, Псковская область, Тульская область вымирают. Вымирает Россия. Они кричат, что у них повышается рождаемость. Она повышается за счет Тувы, Чечни и Якутии. В не-русских регионах. Русские как государствообразующий этнос продолжают вымирать. Куда Путин полезет, в какую Украину? Он что, будет кормить Донбасс? Он не сможет прокормить и Крым. Оккупация - очень дорогая вещь.

Д.А. А ты не допускаешь мысли что Путин и вообще спецслужбы могут быть инвольтированы отнюдь не только дряхлеющей державой, но и другими инстанциями? Что имеет значение не только их связь с метадержавой? Что в данном случае, несмотря на все неблагоприятные условия, в которых находится метадержава, путинская верхушка имеет другие, более тонкие связи, внеметакультурные, международные, которые она может задействовать в своих целях. И цели эти могут не совпадать с целями этой конкретной метадержавы.

Ф.С. Тогда я буду просить конкретики. Какие цели? Какие группы? Какие сверхидеи? Какие инстанции? И так далее. Ты имеешь в виду, что все должно придти к мировой войне? Или к мировому интернационалу спецслужб?

Д.А. Путин вышел из спецслужбистской среды. И я могу предположить, что огромное количество тех нефтяных денег, которые они получали, не только распиливалось, но и тратилось на подкуп, на лоббирование своих интересов на международной арене - судя по тому, насколько мощно выступила путинская “пятая колонна” на Западе. А она выступила довольно мощно на самых разных уровнях - этого отрицать никак нельзя. Нет ли у Путина целей, не связанных с российским великодержавием? Что Россия для него лишь временный инструмент, а основная задача - планетарного масштаба, формирование планетарного правого интернационала?

Ф.С. Ну да, “Путин - антихрист”. А Чичиков - Наполеон... А почему по-твоему Путин должен получить поддержку именно от правого интернационала, а не левого, не нефтяного?

Д.А. Перефразируя Дмитрия Шушарина, мы можем предположить, что основная миссия Путина на международной арене - “подрезание крыльев”, чтобы никто не видел “снов о чем-то большем”. Заставить всю планету играть по своим циничным гопническим правилам. Ведь ему это в некоторой степени удается. Как насчет такой версии?

С.К. Я, как и Фёдор, думаю, что все это для Путина плохо закончится. У него недостаточно сил. Но твой вопрос абсолютно закономерен. Кроме того, утверждать со стопроцентной гарантией, что все это для Путина плохо закончится, никто не может. Многие - и я - испытывали это чувство, изучая воспоминания людей о том, что они думали, когда закончится, в 1917 году, или в 16-м, 15-м, 14-м, которые не могли себе представить, во что это все может вылиться в результате и сколько будет продолжаться. Возможно, Путин - это не “Сталин”, а “Ленин”. С самого начала своей деятельности Путин собирал интернационал. Он собирал каких-то немцев, каких-то англичан. Он поддерживал по всему миру в той или иной форме достаточно много сомнительных личностей. Прежде всего в третьих странах, но и в первых странах тоже.

Я не исключаю, что у Путина есть идея если и не мирового господства, то мирового контроля. Путин - это такой уголовный игрок. Альфа-самец, как его очень точно назвал Пионтковский. Он, выйдя на первые роли здесь, в России, получил в руки такой инструмент, как государство - причем не просто государство, а ядерное государство, в обоих смыслах, располагающее значительными финансовыми ресурсами и оружием. Путин - такой конкретный пацанчик с калашом, зашел в богатую хату. И ему надо показать, кто там главный. Он сначала довольно долго пытался втереться к ним в доверие. Они его долго в свою игру не брали, говорили: “Вы тут в занавески сморкаетесь”. Он ответил: “Ах, я в занавески сморкаюсь?!” - и достал для начала ножичек. И аккуратненько соседа начал этим ножичком чикать. Заодно выяснилось, что у него хорошие связи на международной арене. Что в мире среди власть имущих не все идеалисты. Что многие из них, типа Берлускони (который, я надеюсь, сейчас будет работать в доме престарелых), хорошо с Путиным дружат. Путин поддерживает этих плохих ребят. Он сам плохой парень, который говорит: “Я плохой, но вы все равно еще хуже”. Он не говорит, что он хороший. Он говорит: “Я плохой, но я лучше, чем вы”. Этот беззастенчивый PR в стиле программы “Время”, согласно которому Россия является страной великих достижений, не направлен даже на лохов. Главный месседж этой пропаганды заключается в следующем. “Чуваки, я заработал кучу денег, и со мной пацаны тоже заработали кучу денег. Мы их заработали легче, чем вы. И на эти деньги мы можем себе позволить больше, чем вы в своих сраных странах. Давайте качать лодку, я буду лоббировать ваши интересы”.

Путин, таким образом, является выразителем мнения некоего элитарного круга. В нем немало людей, которые пробрались туда, потому что они очень хотели туда попасть, и одному черту известно, по каким головам и трупам они пришагали в этот круг сильных и богатых мира сего. Но ведь многие в этом кругу родились, и они мыслят по-другому. Путин не понимает Запад. На нем типичное клеймо совка. Он думает, что на Западе все устроено так же, как у нас, только они из себя целок строят. Он думает, как все советские вожди. Это дает нам надежду на то, что он неправильно оценивает свои шансы - и что желаемого им успеха он не достигнет.

Но мы также понимаем, что шансы большевиков на захват и удержание власти, на то, чтобы осуществить серьезную попытку достичь мирового господства были, скажем, в феврале 1918 года у большевиков невелики. Ан вон как вышло. Так что потенциал у Путина есть. Путин является выразителем интересов г*вна со всего мира - и большое количество людей с удовольствием бы поучаствовали в реализации его планов. И если с самого первого момента вторжения была угроза ядерной войны - и в этой ситуации мировой криминалитет Путина не поддержал бы - то в нынешней ситуации, когда уже нет опасности взаимного гарантированного уничтожения, мировой криминалитет Путина очень даже поддерживает. А в мире на высоком уровне довольно много уголовников. Много продажных политиков и продажных журналистов. Много продажных беспринципных людей - в том числе и на Западе. Путину есть на кого опереться. И в этом смысле - да, он опасен.

Д.А. То есть формируется интернационал подонков.

С.К. Совершенно верно. Я бы даже сказал - в очередной раз. Только теперь никто уже не надевает набедренную повязку из красивых лозунгов о всеобщей сытости, гармонии и любви, идут с открытой - я бы даже сказал, с такой откровенно разверзтой слюнявой п…й, жадной, стремящейся все пожрать и все собой накрыть.

Ф.С. У большевиков была значительная политическая потенция - они этим и отличаются от Путина. Ситуация 1917 года - смены имперских дискрусов - была не такая, как сейчас. У большевиков - только у них, у одной из существовавших тогда политических групп - были шансы на победу во внутрироссийской имперской конкуренции. Только большевики предлагали хорошо сформулированную внятную интернациональную доктрину. В стране, в которой существовала масса этносов, конфессий и метакультурных общностей, только такая интернациональная идеология могла победить. Большевики имели колоссальные потенции и они их реализовали. Ни у эсеров, ни у кадетов такой идеологии не было. Плюс - преимущественно аграрный характер России - только 17% населения жило в городах. Марксизм - экстенсивный в своей основе - в данном случае в максимальной степени подходил в качестве модернизационной идеологии.

С.К. Эта потенция была в те времена. Сейчас не нужно опираться на такие вещи, на какие нужно было опираться тогда.

Ф.С. Не нужно думать, что большевиков поддерживали только бандиты и ублюдки. Большевизм был мощнейшей идеей, которую поддерживали не только полуграмотные люмпены. На сторону большевиков встала треть офицерского корпуса в России. А на Западе СССР поддерживали такие интеллектуалы, как Ромен Роллан, Бернард Шоу.

С.К. А сегодня на их месте - Жерар Депардье и Стивен Сигал. Для сегодняшнего мира они являются тем же, чем для того мира являлись люди типа Ромена Роллана. Шоу, кстати, в тридцатые и газовые камеры поддерживал. Да и Роллан тоже не был ангелом-непротивленцем. Как, собственно, и Депардье.

Ф.С. Нет, это не так. Гражданское общество Запада 30-х годов действительно могло ориентироваться на мнение Бернарда Шоу. А сейчас, полагаю, гражданское общество не будет ориентироваться на Жерара Депардье. Именно поддержка со стороны Депардье и Сигала - вместо Роллана и Шоу - свидетельствует о вырождении российской государственности, о крайней ограниченности ее возможностей, о ее идеологическом бессилии.

Интернационал шутов и уголовников - это не та сила, которая может предложить новую идеологему, интегрирующую планету. Если говорить о синтезе, о политическом объединении, о транснациональном трансконтинентальном планетарном течении, то мне, кажется смешным обсуждать эти темы, когда речь идет о Путине. Путин как глава мировой гопоты, который в белом венчике из роз ведет их всех к мировому господству - несерьезный образ.

Если мы говорим о проблеме коррумпированности западной элиты - это другой вопрос. Да, часть этой элиты коррумпирована, в том числе и благодаря Путину. Но не Путин и не российский империализм являются причинами этой деградации. Как показывают украинские события, само западное общество оказывается во многом не готово к возрождению своих ценностей и наполнению своих либерально-демократических форм новым провиденциальным содержанием.

И способность западного общества духовно противостоять новым глобальным вызовам - это тема отдельного разговора. Гораздо более серьезного, чем разговор о гопниках, сидящих в Кремле и пытающихся коррумпировать западные элиты. Проблему выхода мирового гражданского общества из кризисного состояния сначала надо сформулировать, нащупать основные моменты этого кризиса. И пытаться этот разговор сопровождать рассуждениями об ужасном Путине - это значит девальвировать саму идею.

С.К. Я не вижу кризиса гражданского общества Запада. Да, я вижу усталось. Я вижу, что многие вещи происходят не так, как нам бы хотелось - мы здесь живем в кошмаре, а они там чай-кофе пьют. Но так было всегда. Мы жили в кошмаре, а они пили чай-кофе. И я не вижу в этом никакого кризиса.

Мне, наоборот, кажется что Запад развивается. Не только Европа и Америка. И в гражданском смысле развивается тоже. Позиция мирового сообщества по преодолению гуманитарных кризисов в третьем мире сейчас такая, какой не было никогда. Я не согласен с тем, что Запад загнил и устал от морали. Я этого не вижу. А влияние Путина может пагубно проявиться в мире только в том случае, если Запад слаб.

Д.А. Сергей, ты одновременно допускаешь, что на Западе есть “пятая колонна” Путина - и что Запад не загнил морально. Но те, кто входит в эту “пятую колонну” - они-то как раз загнили, они-то как раз устали от уз морали. Как эти утверждения сочетаются одно с другим?

С.К. Нет такого понятия, как “гомогенный Запад”. В политике столько же цинизма, сколько и всегда - но больше морали, чем было раньше. Я вижу, что меняется само западное общество. Внутри него появилось много новых направлений. Вся экологическая тематика, например, или fair trade - это моя надежда. Надежда на то, что из всего этого вырастен новый социализм в нормальном смысле этого слова. В Западной Европе и так во многом социализм - но может вырасти еще больше хорошего. Мы не можем говорить о том, что “Запад сгнил”, опираясь только на некоторые данные отношения некоторых политиков на Западе к украинской революции. Еще рано говорить о том, что высветила украинская революция, еще слишком мало времени прошло, чтобы это оценивать. Я вижу, что идет процесс, что мораль есть, что ценности есть. Мне бы хотелось, чтобы их там было больше - так же, как и вам, полагаю. Политическая система не безупречна, но она работает. Я думаю, что она будет трансформироваться во что-то более “горизонтальное”. Она все время движется к горизонтальности. Другое течение - стремление к “вертикали”. Оно во всем мире тоже есть - и оно очень сильное. Усиление “вертикальных” настроений пошло по всему миру примерно с 1999 года. Сейчас, я думаю, оно начнет спадать.

Именно эта “горизонталь” и будет ответом “вертикали” Путина. Но думаю, что Путин будет пытаться существенно расширить свое влияние. Не зря им создан медийный кулак, не зря работают его платные и бесплатные сторонники во всем мире. Но, думаю, у страны недостаточно ресурсов, чтобы поддержать эту экспансию. Но если вдруг такой ресурс найдется - как в свое время нашлась нефть - то все может закончиться совсем не так, как мы думаем. Вот тогда-то интернационал шутов-уголовников не покажется таким уж смешным. Мне кажется, что после того бреда, который на полном серьезе несли в тридцатых, после Хрущева, танцующего гопак на приемах и всего вот этого вот прочего считать интернационал шутов-уголовников невозможным - как-то наивно, если не сказать - антинаучно (смеется).

Д.А. Первое. Я согласен, что с точки зрения метадержавной логики (логики великодержавия) у путинской России есть большие проблемы. Но, с моей точки зрения, можно рассматривать вариант, при котором Россия (и, в частности, Путин) играют в этой мировой демонической стратегии не только метадержавную роль. Их первоочередной целью может быть не укрепление и могущество российского государства. Или само российское великодержавие может быть переформатировано под нужды другой демонической структуры. Цель, которой они могут добиться без дополнительных захватов - сильно помешать развитию демократии на Западе, поддержав там самые негативные тенденции с помощью разных уловок. Не дать сделать западной демократии того самого шага вверх, который она делает. Поэтому и активизируются пропутинские силы на Западе - именно потому, что демократия на Западе делает серьезный шаг вперед и находится в процессе серьезной трансформации. И это вызывает сильную реакцию в самом западном обществе - на чем Путин во многом и играет.

Второе. У Путина есть ядерное оружие. Допускаем, что Путин идет на фундаментальный ядерный шантаж. “Мы взорвем все на своей территории. Дайте нам все - или мы все взорвем, и не будет ни нас, ни вас”. Что сделает Запад в этой ситуации? Есть вероятность, что Запад в такой ситуации может сдать все - и после того, как все сдаст, попробует сделать что-нибудь, чтобы попытаться минимизировать ущерб.

Третье. О роли Украины в сегодняшней мировой ситуации. Там возникает определенная ситуация, похожая на американскую. Возникает единение - почти уже братство - то, что назвали юмористическим словом “жидобандеровцы”. А именно - союз еврейской общественности с украинской вполне себе националистической. Читаю новость: “Сегодня утром, в день 70-й годовщины освобождения Одессы, представители УНСО вместе с представителями еврейской общины совместными усилиями убрали антисемитские граффити с одесских улиц. Главный раввин Одессы и Юга Украины Абрам Вольф и командир УНСО Валерий Загородний закрашивают надпись “Смерть жидам”. И прилагается фотография. Ситуация, повторяю, напоминает американскую, где еврейская община и американские крайне консервативные правые находятся в тесной дружбе и единстве. Это очень интересно - на европейском пространстве, кажется, аналогов подобного до сих пор не было.

С.К. Да, это потрясающая история.

Ф.С. Любой союз во имя взаимного уважения, терпимости и противостояния шовинистической агрессии - это уже великое достижение людей доброй воли.

С.К. Это просто бомба.

Ф.С. Теперь по поводу ядерного шантажа. Насколько реализуем такой сценарий? Я готов, конечно, предположить, что эти люди в Кремле совсем заиграются в войнушку. Ты, Дмитрий, меня все время упрекаешь в том, что я пытаюсь рассматривать позиции людей как рациональные, хотя люди часто действуют иррационально. Согласен: не только люди, но и системы тоже нередко действуют иррационально. Но все же - даже если начнется такого рода шантаж со стороны Путина - я не думаю, что Запад пойдет на попятную, потому что здесь ставится на кон слишком многое. Если начнется игра такого рода, то я, скорее, поверю в возможность ядерной войны, чем в возможность того, что Запад начнет что-то принципиальное для него сдавать.

Опасаться нужно того, что путинский режим пойдет ва-банк из-за пассивности правящих элит Запада и Украины: терять ему уже нечего. И вот тогда логика агрессии, игнорирующая трезвый анализ ситуации, может привести нас всех к такому положению вещей, при котором мы вспомним 1962 и 1983 годы - когда едва не разразилась ядерная война. Но результатом конфликта такого масштаба станет ликвидация российской государственности. Или же “Путин” в последний момент струсит - как струсили “Хрущев” (говорю о системах, а не персонах) и андроповско-горбачевское политбюро и произойдет новое отступление Советско-российской империи.

Третий момент. По поводу Путина как выразителя неких “тайных сил”, более глубоких, чем российский загнивающий империализм. Давайте говорить не о Путине как персоналии, а о режиме. Сейчас в вымирающей России существует чекистско-постсоветский олигархический режим с невнятной эклектичной идеологией. Я не вижу в нем никакой другой потенции, кроме предложенной вами идеи интернационала гопников. А интернационал гопников у меня ужаса не вызывает. Метафизического ужаса - в особенности. А вот угроза ядерной войны - вызывает...

С.К. Напрасно. Это что касается интернационала гопников. А по поводу ядерного шантажа, я согласен с Фёдором. Вряд ли, конечно, Запад пойдет на ядерный удар - скорее, это будет военная операция, направленная на уничтожение людей, осуществляющих шантаж.

Ф.С. Если путинский режим вообще рискнет заниматься таким шантажом...

С.К. Да, я думаю, что вряд ли. Маловероятно. Кроме того, я думаю, что вопрос обладания Россией стратегическим ядерным оружием, по крайней мере, в части МБРР - это вопрос ближайших 10 лет (если ничего не поменяется и будет идти так, как сейчас). Будет одна с половиной летающая ракета, а остальное все - надувное, как при Хрущеве. Стратегическим бомбардировщикам, которые сейчас на вооружении, пятьдесят лет, пока они еще летают, Путин демонстрирует их исправность время от времени, но день, когда у них начнут отваливаться крылья, не за горами, тупо стареет металл. Новых пока нет - посмотрим, смогут ли их построить, это не так просто. Подводные лодки, вроде, пока плавают и строятся новые, но как наступательное оружие они не особенно эффективны - потому, собственно, российское государство и стремится все время пролезть поближе к США по суше. Взрывать на своей территории, я думаю, все же Путин не рискнет, пацаны не согласятся. Но если рискнет - будет военная операция. Потому что “отдать все” - это тоже самое. Это значит все равно умереть. Это тот случай, когда надо атаковать.

Что касается интернационала гопников, то потенциал у него большой. Я думаю, что для гопников всего мира это выглядит предельно заманчиво. Вся идея, за которую бьется Путин - это “где вижу свое, там и беру”. Как Моцарт. И он это право готов отстаивать в компании пацанов, которые тоже так думают. Какой эта идея имеет потенциал? Думаю, что небольшой. Но дело в том, что на нее, как на ракетоноситель, может в любой момент налезть какая-нибудь шишка, которую мы сейчас не можем предвидеть. Нам сейчас легко говорить, что у большевиков все должно было получиться, когда мы смотрим ретроспективно. Потому что мы знаем все ходы, где и в какой момент на что они опирались. А когда ты еще не знаешь, куда поставить ногу - есть ли там камешек под водой или нет - то это совсем другая история. Может обнаружиться неожиданный фактор, который сядет на инфраструктуру, созданную этой идиотской идеей. Тогда мы все, конечно, закукарекаем.

О евреях и украинском национальном движении. Сам факт, что они вместе стирают антисемитские надписи - это, конечно, бомба.

Д.А. Это не единичный факт - это сотрудничество продолжается в течение всей революции.

С.К. Он не единичный. Более того, в “Правом секторе” вроде бы около 15% евреев. Я читал интервью с одним западенским раввином - там как раз обсуждалась эта тема. Любопытно, что в Крыму антисемитские надписи появились ровно в тот момент, когда там началась вся эта буча. Прямо с первыми БТРами, которые вышли из Севастополя. До этого 23 года их там не было. То же самое в Одессе - это недавняя акция. Украинские националисты в массе своей не являются антисемитами и не были ими никогда. Среди идеологов ОУН были евреи.

Ф.С. Лев Ребет. Это спорный вопрос, имел ли он еврейское происхождение.

Д.А. Многие евреи до недавних пор считали, что антисемитизм в Украине есть - и очень сильный.

С.К. Я некоторое время провел в Закарпатье. Там в свое время была община, которую вырезали венгры. Там синагога, там все время проходят какие-то еврейские сборы. Есть маленькое местечко, откуда родом какой-то святой, туда приезжает каждый год множество евреев. И этот город делает годовую кассу за 10 дней, пока там длится этот процесс почтения. И, насколько я понимаю, местное население с огромным удовольствием меняет шекели на гривны. Мне кажется, что у украинцев может быть антисемитская риторика. Но, насколько я знаю, за 2013 год в Украине каких-то антисемитских акций зафиксировано было порядка 130, а в Германии - 1300. Оскверняющие надписи и так далее. В Украине не только к евреям, но и к кавказцам, и к азиатам, и к неграм куда более толератное отношение, чем в России. Там вообще меньше шовинизма - любого, кроме гендерного. Последний имеется на уровне выше русского - в небольших городах и в сельской местности. Но, конечно, до Кадырова им космически далеко.

Д.А. Практика показывает, что сейчас Украина имеет больше потенций для выполнения той самой миссии Северо-Восточной (“Российской”) метакультуры, о которой писал Даниил Андреев. Ситуация уникальная. Меня, например, поражает поведение украинских футбольных фанатов. Они по всей Украине, включая Крым (там фанаты фактически отказались от симферопольской “Таврии”, требуют отмены матчей в Крыму, вывешивают украиснкие баннеры на матчах, их забирают в отделения “самообороны Крыма”) выступают в поддержку украинской революции и новой украинской государственности. Даже на востоке Украины.

С.К. Там это происходит со всем народом. Даже эти несчастные ребята, которые баррикадируются в зданиях обладминистраций с автоматами, выданными им сотрудниками ГРУ МО РФ (и по их же инструкциям) - при этом это же местные люди. Они искренне пытаются протестовать против тех же порядков, что и Майдан, они тоже попали на эту майдановскую волну. Только идеи у них другие, и иконы. Им хочется, чтобы их голос был услышан - но они в силу разных причин не могут примкнуть к “жидобандеровцам”.

Ф.С. В отношении Путина и гопников. Я перефразирую известную кино-цитату и скажу так: “Не надо бояться человека с ворьем”. Я думаю, что режим рухнет - и все мы, кто верит во что-то большее, чем просто демократия, просто гуманизм, кто наполняет эти смыслы каким-то метафизическим содержанием, должны верить в это. И все, что от нас зависит, для реализации этих принципов делать. И никакие гопники - ни в Донецке, ни в Москве, ни в Кёльне нам не страшны.