Эволюция - это множество микрореволюций

Эволюция - это множество микрореволюций. Посуда не моется сама. Ее нужно встать и вымыть. Тоже революция. На это мне ответили, что "с посуды революции и начинаются". Ой, они с чего только не начинаются... казалось бы - ну вот просто точка. Сингулярность. Просто-таки ничто. И туда же - Большой Взрыв. Как говорят. Оттого, что в кузнице не было гвоздя. И эффект бабочки. И точка бифуркации. И прочий Пригожин с синергетикой.

Одиночество гуманитария, или Келья без окон вверх

Современный интеллектуал-гуманитарий вполне наследует средневековому монаху-затворнику, давшему обет молчания и ведущему разговор только, как считалось, “с Богом и ангелами Его”.

Действительно, коммуникация в познанавательном процессе - один из наиважнейших компонентов последнего. Познание одиночки малопредставимо. Даже тхеравадинские архаты-пратьекабудды получали дхарму от своих друзей-наставников, а ранее - от мамы с папой. Кроме того, об одиночестве пратьекабудд говорить как-то не совсем корректно - поскольку они считают, что их-то как раз-таки и нету. А если архата как личности нет, если личность - иллюзия, то кто же тогда остался один и какой смысл вообще имеет в такой ситуации само понятие “одиночество”? Шуньята и соединившийся с ней не одиноки. Они пусты и едины со всем прочим в их высшем сияющем несуществовании. Многие усомнились, что такие могут вот так просто взять да исчезнуть в махапаринирване. И возник идеал бодхисаттвы - существа, которое остается в сансаре для помощи всем страдающим живым существам, и воплощается там, “пока сансара не опустеет”. Но даже и до-махаянская тхеравада признавала сангху драгоценностью. А в восточно-христианской традиции отшельничество дозволялось практикующему только на самых последних стадиях его духовного пути.

А если зайти с другого конца - очевиден пример Маугли. Может быть, “отшельник с младенчества” и постигает неизвестные нам реальности невероятных далей и высот. Но нам он об этом никогда не расскажет, а языка на должном уровне выучить не сможет.

Казалось бы (так, во всяком случае, представляется вашему покорному слуге), лучшая, наиболее комфортная среда для хождения по путям познания - это дружеская компания единомышленников, близких по духу, с высоким уровнем взаимопонимания. Плацдарм для мозговых штурмов. Община, своего рода интеллектуальный монастырь. А может быть и без всяких там “своего рода” - многие монастыри как раз и были дружескими сообществами искателей и подвижников, если и выбиравшими себе наставника (некоторые, возможно, помнили евангельский наказ не называть никого на земле “отцом”, “наставником” и “учителем”), то из своей среды. Это уже затем имперская власть в союзе с верхушкой имперского же епископата навязала монастырям единообразный устав. Как это ни смешно, империя терзалась вечной проблемой - как же выловить из монастырей косящих от армии, скрывающихся в оных. А потому монастырям потребен начальник из внешних, а устав должен быть подобен армейскому, чтобы молитва медом не казалась. Но такой монастырь если чем-то и является, то уже никак не дружеской творческой познавательной командой. В армии человек одинок. И тем более он одинок и атомизирован, чем жестче дисциплина и принуждение. Самые одинокие в мире существа - шестеренки механизма. Настолько одиноки, что не могут уже и мечтать о соединении с кем-то сущностным образом. Как и вообще мечтать.

Да, команда друзей-единомышленников, желательно живущая вместе, делящая по возможности быт, ибо это существенно экономит время - вероятно, наиболее комфортная для многих познавательная среда. Впрочем, в современном мире интернет существенным образом облегчил коммуникацию и открыл грандиозные перспективы формирования и функционирования таких команд в дальнейшем.

Однако университетская система и научное сообщество в целом, будучи первым пользователем (поделившись, конечно, с военными) новой информационной среды, не спешит перестраивать свои практики, адаптируя их к новым условиям и увеличившимся степеням свободы. Университеты не торопятся в интернет. То, что призвано быть самым передовым, имеет одну врожденную болезнь. А именно - связь с властью, и весьма плотная, разъедающая организм научного сообщества. Администрация университетов и других научных центров, преследуя цели, весьма далекие от чисто познавательных, делает официальную академию косной корпорацией со всеми признаками старческой ригидности. Ученые и студенты должны быть под присмотром Большого Брата. Только администратором в том институте подвизается уже давно не А-Янус, а сам Выбегалло. Подвижник - одно слово. Он ежедневно утром идет в ректорат или отдел кадров - и этот подвиг совершенно не ценят те, без кого никак невозможно, а так хотелось бы - как опрятен и образцов был бы университет без этой шебутной кодлы школяров всех возрастов!.. А потому на большинство позиций в академии по возможности следует расставить своих кадавров, не удовлетворенных далеко не только желудочно. В итоге основным смыслом существования научного работника, по Выбегалле, оказывается обеспечение кадаврам бесперебойной поставки селедочных ядерных боеголов.

Селедочные головы и другие полезные для планетарной игры в царя горы приспособления настолько важны игрокам, что они готовы идти на послабления интеллектуалам, по тем или иным причинам согласившимся “сотрудничать с администрацией”. Таким интеллектуалам позволяется и в группах работать - в режиме свободных идиоритмических лавр древности. Неизвестные Отцы, какими бы мудрыми и милостивыми они ни были, все же дозволяют Страннику создать свой странный институт с атмосферой Полудня XXII - и его территорию не патрулируют кандидаты в рядовые гвардии, а ищейки в белых халатах не замеряют уровень реакции на излучения башен и химический состав крови и нервной системы на предмет выявления неподобающих отклонений. Нет, ну, конечно, “полезным” ученым тоже достается мед только как-то уже с самого дна горшка - да и странный это предмет, иногда его приходится собирать и в бассейнах восточносибирских рек в паузах между покосами тридцатиметровой пшеницы.

Гуманитариям же не дозволяется и таких радостей. Средний гуманитарий - это одиночка. Но не волк, а овца. Овечка-одиночка. Пусть даже и в стаде, обеспечивающем идеологическую и информационную поддержку администрации во главе с Выбегаллой. Даже если к Выбегалле некоторые овечки и не ходоки - сено к лошади, мол, не ходит - но и гусей дразнить большинство мирных травоядных гуманитариев совершенно не склонно. Если естественникам позволены радикальные повороты и новшества - так это потому, что патронам можно сорвать хороший куш. А в тихом гуманитарном омуте водятся печальные спокойные ангелы из строгой ареопагитовской иерархии. Солнце на дне омута уже почти не светит - и нет под ним ничего нового. Волны научных революций сюда не доходят. Разве что донесутся очередные слухи о Фуко с Сартром на баррикадах физических и ментальных. Но вести себя в омуте все равно полагается так, словно все эти паризейские плетения - это миф о загробной жизни, а последний город - это Шепетовка, о которую разбиваются те самые волны океана знания. Благолепная иерархия мэтров и их почтительных учеников. Бесконечная игра в бисер и архивирование заживо.

И одиночество среди штампованных собратьев, повторяющих из года в год курс истории философии.

Конечно, есть у таких одиночек и свобода - пиши и болтай на кухне, веди блог. Строй вавилонскую башню из слоновой кости. Может быть, достучишься до обитателя соседней камеры.

Фантастика - но, как сообщают нам авторы статьи в "Хронике Высшего Образования", в США гуманитариям фактически запрещено подавать на тот или иной конкурс свои работы, написанные в соавторстве. Поскольку очередной выбегалло не способен на калькуляторе рассчитать персональный вклад каждого.

Таких администраторов можно понять - в их сознание часто имплантирован особый микрочип, позволяющий улавливать и облекать в собственные волевые акты неких излучений из разряда “тащить и не пущать”. Творческие команды в гуманитарных областях уместны для них только в областях искусства - но и то после взрыва 60-х выбрана стратегия сделать и мир искусства миром корпоративных одиночек, вылепливаемых из грязи звукозаписывающих компаний, как урук-хайи Сарумана - остальные же маргинализируются, чтобы не устраивали новых чреватых превращениями вудстоков. Административные гусеницы не курят ни трубок, ни трубочек - и совсем не ждут превращений. В страшном сне им снится Ситуационистский Интернационал и уже упомянутые Фуко с Сартром с мегафонами на баррикадах. Так что всем по кельям!

Однако стратегий, позволяющих с гарантией остановить творческий процесс, не существует. Кельи и пещеры медитирующих отшельников, если они перестали быть шестеренками-овечками, связаны мостами духа. А в наши дни - еще и сетью интернета. Если мейнстрим научного сообщества и университетская корпорация не трансформируются - значит, будут созданы новые структуры, интеллектуальные группы, общины, ашрамы. Интеллектуальные джаз-банды - поскольку наступает новая эпоха. Эпоха интернационального джаза.

Дома и разумная жизнь

Гляжу я на дома Аппер Вест Сайда и думаю - являются ли они доказательством существования разумной жизни на этой планете. И вообще разумной жизни. И вообще дома.

Реальность как тайна и полная открытость - и проблема "таинств"

По вопросу о “таинствах” я руководствуюсь евангельской фразой: “Дух дышит где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит”. Из этой фразы, по моему разумению, следует, что таинственной является все реальность как таковая, и все, в ней содержащееся, любое нечто - включая ментальные штампы, делающие эту реальность обыденной в глазах воспринимающего ее через эти штампы. То есть таинственной, загадочной и непознаваемой является сама обыденность, существование или несуществование так называемой реальности консенсуса - мира, в котором все знают Алису, и в котором она знает всех.

Реальность и познаваема, и не познаваема. Она - тайна, но все открыто. Она - тайна не потому, что ее кто-то скрыл от взглядов чужих, врагов или непосвященных. А потому, что к ней можно прикоснуться, но рассказать невозможно. Да и вспомнить потом, к чему именно ты прикоснулся, тоже не так просто. Помнишь просто, что идти тебе теперь вон в ту сторону. Откуда светит свет.

Аристотель прав - познание начинается с удивления. Если удивления нет - то мир состоит из понятных обычных вещей. Удивление же ввергает человека в мир таинственного, в котором загадочно все. Существование “я”, “мира”, “блага”, натурального ряда чисел… далее остановки по всем пунктам.

Это состояние, в котором в одно соединены познание и творчество. Только в этом состоянии они и возможны. И чем глубже человек погрузился в эту область таинственного, тем удивительнее его открытия и творения. И тем труднее их может быть понять окружающим. Тем, кто еще не удивился или удивился не слишком.

Непознаваемость реальности не обесценивает познания, но придает ему иной оттенок. Познанное больше не является абсолютным - оно обречено иметь вечный статус то ли просто гипотезы (но никогда не точно установленной теории), то ли красивого или не очень рисунка-наброска. Наброшенной на тайну завесы, сквозь которую мы на эту тайну смотрим.

Зато познанное не висит над головами доверчивых людей дамокловым мечом неизбежной необходимости: “А что делать - ученые установили, поумнее нас с тобой люди так придумали…” Любое знание, чем в меньшей степени оно имеет прикладной характер, тем в большей степени является посредником на пути к тайне. К таинственному свету, который открыт всем, просто его нужно суметь заметить. Но без которого человек не живет. Покрывала могут меняться - пути, ведущие к тайне, неиповедимы и не могут быть сосчитаны.

Многие из тех, кто разделяет мысль о таинственности реальности, полагают, что покрывала есть нечто излишнее. Что нужно просто перестать размышлять, отказаться от концептуального дискурсивного познания или вообще от языка. Но вот только эти самые молчальники и творят самые красивые вещи. Даосы и дзен/чаньцы или вдохновленное исихастами “возрождение Палеологов” - тому примеры. Неподготовленный отказ от словесной вязи часто ведет не к тайне, а к огрублению дискурса - то есть к обыкновенному самообману. Более естественным мне представляется путь софистикации - утончения, рафинизации, повышения степени изощренности дискурса. Слова могут исчезнуть не в насильственном прерыве разговора, а путем растворения бесконечных ажурных фракталов мысли в сияющей пустоте/полноте ясного неба сознания. Человеческие языки умолкают - перестают быть человеческими - в языке Бога. В котором едины молчание и слово.

В единстве тайны и ее открытости и существуют все наши культурные постройки - религии, мифы, наука с магией, ритуалы. Мы, видимо, не можем их не строить - это наши способы улыбнуться друг другу. Но побочным эффектом возведения этих построек является возможность их превращения в тюрьмы. Пребывание в которых человек вполне может счесть со своей стороны добровольным.

Такой нисходящий процесс описывается в “Дао дэ цзин: “...Дэ появляется только после утраты дао; человеколюбие - после утраты дэ; справедливость - после утраты человеколюбия; ритуал - после утраты справедливости. Ритуал - это признак отсутствия доверия и преданности. [В ритуале] - начало смуты”. В своем пределе эти построения являют собой обыкновенный плод нервных и психических расстройств, вроде obsessive-compulsive disorder (неврозов навязчивых состояний и ритуальных действий). В сочетании с социальной активностью такие состояния приводят к попыткам навязать свой невроз и всем окружающим. Такой человек настаивает на общеобязательности исполнения принимаемого им ритуала. Тогда начинается война ритуалов и канонов.

Понятно стремление человека подготовить свой дух к переживанию соединения с высшей божественной реальностью. Понятно и стремление действовать в этом вопросе коллективно - в группе доступен иной спектр вариантов работы с сознанием. Вопрос в том, какую значимость собравшиеся для проведения ритуала придают своим действиям. Лама традиции кагью Чогьям Трунгпа говорил, что нет более обыкновенной и тривиальной вещи, чем медитация. Говорил он так, чтобы отсечь чувство собственной значимости, даже если оно транслируется на сам процесс или его инициаторов - человек может считать ничтожеством себя, но чувствовать себя исполненным величия, сияя отраженным светом величия дела, к которому он приобщен.

Человек в своей духовной практике оказывается как бы подвешенным между двумя проблемами. В полном отсутствии канона человек оказывается без опор - и, если он еще не научился летать, его сбрасывает вниз, и ему приходится искать опору еще в чем-то. В конце концов, жизнь человека переполнена ритуалами - курения сигарет, питья чая, умывания и прочих размеряющих жизнь занятий. В случае же жесткой канонизации ритуала человек попадает в его тюрьму.

В своем пределе ритуализированное сознание воспринимает ритуал как основу мироздания. Если исполнитель ритуального действия ошибется по ходу ритуала, может произойти космическая катастрофа - поскольку ритуал и удерживает мироздание от разрушения. В индийской философской системе миманса ритуал вытесняет с переднего плана самих богов. Ритуал сам становится богом. Или непосредственным репрезентатором божественности.

А теперь обратимся к учению Иисуса и к тому, что принято называть “христианской традицией” - предполагая, что эти две вещи не являются тождественными.

Иисус ничего не говорит о необходимости принесения ритуальных жертв. Напротив, он цитирует пророка Осию: “Милости хочу, а не жертвы”. Фактически, устраивая акцию в храме, Иисус намеренно нарушает ход храмового ритуала, для которого необходимы были, в частности, жертвенные животные. Евангелия полны сообщений об игнорировании Иисусом и его учениками ритуальных запретов. Раннехристианская община имела, говоря современным языком, скорее харизматический характер. Пророки исполнялись духом не в связи с некими коллективными повторяющимися общинными действиями. Братские агапы были скорее именно трапезами - в воспоминание об Иисусе, по Его слову.

Так чем же являлся тот ужин, получивший название “тайной вечери”, к которому отсылаются “христианские” деноминации, обосновывая свое учение о евхаристии? Что означают слова Иисуса о плоти и крови?

Контекст высказывания Иисуса не ясен. Его слова могли быть символическими - если они вообще были произнесены или были произнесены именно так, как донесли до нас евангелисты. В них даже мог содержаться юмор - учитывая общую религиозную ситуацию, господствующие идеи жертвоприношения животных.

Каконическая церковная трактовка - буквалистская. Но основная проблема ее - даже не этот буквализм, а его каноничность и общеобязательность. То есть, это частный случай общецерковной проблемы, порожденной унификацией церковной жизни с подачи и под покровительством римских/византийских императоров.

Центром религиозной жизни в империи становится храмовое “благочестие” (слово, которое ни разу не было вложено в уста Иисуса в евангелиях). Не очевидно, что Иисус заповедал своим ученикам в качестве главного жизненного правила, без которого невозможно спасение, собираться регулярно на некий магический церемониал. Эксклюзивные же права на отправление этого ритуала есть у конкретной жреческой корпорации. Будучи исполнен посторонним, ритуал не действует. Ритуалы еретиков и иноверцев к спасению не ведут. Тот, кто не прибегает к ритуалу, отлучается от церкви и, согласно церковным доктринам, если не примирится с ней, теряет шансы на спасение.

Впрочем, с буквалистской трактовкой тоже есть серьезные проблемы. Поскольку такой ритуал впрямую легитимирует идею жертвы, которой, вслед за Осией, Иисус не хотел. Этот ритуал становится отображением доктрины искупления, предложенной Павлом, который никогда у Иисуса, ходившего по земле, не учился. Это жертва в древнем магическом смысле - когда “богам” оказывается нужна кровь жертв для того, чтобы они оказались умилостивлены и не гневались бы далее на человечество. Структурно эта мифологема фактически не отлична от мифов о чудовище, которое регулярно пожирает молодых юношей и девушек, наложив на поселение или на народ дань.

Учитывая все вышесказанное, мне представляется малосущественными документы, которые намеревается принять организация “РПЦ МП”. Мне представляется, что христианское сообщество нуждается в децентрализации церковной жизни, в том числе и жизни ритуальной. Позитивным мне виделся бы плюрализм позиций и диалог - в частности, по вопросу “таинств” (и конкретно евхаристии).

Моя же позиция - таинством и причастием является любой шаг человека по направлению к свету. Как сказал мне в частной беседе мой друг, коллега и соавтор Фёдор Синельников, в диалоге с которым я писал этот текст, “сопричастность Свету и есть евхаристия”. Индивидуальные и коллективные же ритуальные действия я рассматриваю как настройку на ту или иную волну. Это способы медитации, различные психотехники, помогающие (или не очень) человеку открыть дверь, успокоить и сконцентрировать ум. Не на горах и не в храмах - это все элементы настройки - но в духе и истине человек призван пребывать. А дух - он дышит, где хочет.

“Шестоднев” - “Дарвин”. Суперсерия. Часть I. Потрясающий крокей

Наблюдения за интеллектуальной частью масс-медиа и блогосферы в Соединенных Штатах привели меня в немалое изумление. Едва ли не на вершине топа тут находится старый добрый спор креационистов и эволюционистов. Никак нельзя сказать, чтобы в России эта тема не пользовалась популярностью, но ее люди предпочитают обсуждать в узком кругу ограниченных людей. Православные тусуются на аналогах “Радио Радонеж” и “курятника”, ньюэйджеры - на своих сайтах для просветленцев, атеисты и наукопоклонники (сциентисты) - где придется (например, пишут статьи в “Русский репортер”). А ученые вообще нигде в сети не тусуются, поскольку часто даже не умеют зайти в собственную почту, которую им проверяют лаборантки. Они общаются на своих конференциях, на которые ходят только сами докладчики, иногда загоняя в конференцзал своих студентов, у которых в это время стоит по расписанию лекция оного докладчика. Студенты отрубают срок от звонка до звонка и выходят по звонку прямо в середине чьего-то выступления. Выглядит исход эффектно.

И тут - внезапно - это тема активизировалась и на пространствах Рунета. Поводом стала статья одной дамы, съездившей поучиться в захолустном израильском учебном заведении, располагающемся в еврейских послениях на палестинских территориях в рамках бесплатной культурно-образовательной программы с “биологическим уклоном.”. Грубо говоря, девушка училась в аналоге Свято-Тихоновского богословского института, только не в Москве, а на Северном Кавказе. Если невоцерковленного (слово-аналог для иудаизма читателю придется подыскать самостоятельно) человека с неокрепшей психикой запихнуть в подобное место, у него может быстро развивиться повышенная симпатия к самым жестким вариантам дарвинизма, которые в пределе мало отличаются от самой жесткой апологетики Шестоднева - учения о шести днях творения (то есть именно шесть, именно дней и именно календарных, а окаменелости Бог создал из чувства юмора, чтобы поприкалываться над учеными).

Девушке рассказывали на лекции, что Бог прямо участвует в эволюционных скачках, создавая крылья или глаза. Рассказ этот, видимо, поразил ее прямо в чувствительный мозговой центр, курирующий встроенный в нервную систему врожденный дарвинизм, детерминизм, материализм и прочие предметы сциентистской веры. При всем уважении к религиозным чувствам русскоязычных адептов оной веры, поскольку они, эти чувства, в последнее время неустанно оскорбляются - ну, хотя бы, тем же открытием кафедры теологии в МИФИ (это для сциентистов то же самое, как если бы православных на входе в их культовое сооружение встречала табличка “Бога нет”).

Итак, утомленная поверхностной политикой блогосфера немедленно - и для меня несколько неожиданно - оживилась. Мне удалось пронаблюдать только реакцию наукопоклонников - от умеренных до фундаменталистов. Сыпались ссылки на авторитеты, кипело благородное и справедливое негодование, расходились волны иронии и сарказма. Созерцались мной и странные оппоненты этого мейнстрима - усматривавшие в издевательствах и возмущениях скрытый или явный антисемитизм. Поскольку нечего трогать поселения на территориях! И что там на них происходит - не блогосферического это ума дело! И вообще все это антиизраильская пропаганда, диффамация и тоска по газенвагенам.

А дальше я ничего об этой истории говорить не буду, поскольку написал я о ней так - просто для затравки. Ну, типа, информационный повод возник. Или даже не возник - а по ходу вспомнился. А о сем древнем и, как выяснилось, все еще вечно юном холиваре я давно написать хотел. Да и писал уже - только более сложным языком, и многабукафф было.

Теперь же - о плюшках. Или - вернемся к нашим баранам. Второе, наверное, уместнее, учитывая количество времени, которое два рассматриваемых нами барана уже провели лоб в лоб на мосту с переменным успехом и полуотсохшими ногами - так что очень хочется построить новый мост, а то мешают ходить.

Суть проблемы - желание человека предельно ее упростить и представить в форме сражения двух полярных сил, равно примитивных, но снабженных массой запоминающихся фенечек и прибамбасов. Вымпелов, орифламм, баннеров со слоганами, кричалок. В общем, превратить проблему в матч ЦСКА - “Спартак” со всем сопутствующим околоматчевым антуражем. Именно так проблема подается массовому читателю средствами МИ. Люди, серьезно и глубоко занимающиеся данной проблематикой, в отчаянии. Они жалобно или возмущенно подают голос, но, как правило, не имеют мегафонов и не приводят с собой орду скандирующих речевки фанатов. И они, как правило, в ужасе и снобизме заползают в свою башню из слоновой кости - или же начинают выть по-волчьи, выбирая, на их взгляд меньшее зло в виде “своих сукиных сынов”.

Переходим к представлению составов играющих команд. Играют в эту игру, конечно, люди, но в ходе игры они используют различные концепции и штампованные ходы мысли, которыми стороны кидаются друг в друга во время поединка. Поэтому, перечисляя игроков команды, мы будем говорить не о людях-субьектах, а о клюшках и щитках, используемых каждой из сторон. Итак, первой ознакомим читателя с командой “Дарвин”, поскольку инициатива последние сто лет на ее стороне, она находится в состоянии позиционной атаки. Противники же вынуждены находить средства защиты и отвечать контратаками - зато на их стороне отмороженная группа поддержки, что немаловажно, поскольку результат игры во многом определяется уровнем зрительских симпатий.

Реальность в подаче этой команды представляет собой нечто неопределенное, называемое ими “материей”. На предложение определить, что это такое, члены команды начинают шипеть и ругаться или отделываться малоосмысленными формулами типа “это объективная реальность, данная нам в ощущении”. Этот загадочный объект, не будучи сознательным, как-то самоорганизовался, сообразно неким объективным законам. Он распался на множество маленьких медвежат, каждый из которых начал приспосабливаться к изменяющимся внешним условиям. Будучи эгоистичным приспособленцем, в жесточайшем “естественном отборе” каждая группа существ отвоевывает себе свою экологическую нишу - как на видовом уровне, так и внутри популяции. Эволюция же - так называется процесс приспособления - заключается в сохранении успешных мутаций, которые, однако, происходят случайным образом. Эволюция слепа и не имеет цели.

Команда “Шестоднев” организовалась значительно раньше и неизменно побеждала в чемпионатах в течение тысячи лет. Далее у нее начались проблемы - вылезли конкуренты, самым успешным из которых и стала команда “Дарвин, многократно менявшая название, игроков и амуницию, но сохранявшая общую стратегию игры. Высшее всеблагое и всемогущее существо в свободном акте сотворило весь мир, как он есть, “он же не подвижеся”. То есть он двигается, но в строго определенных заранее пределах. Сделан за шесть дней и раз и навсегда. Наиболее радикальные игроки утверждают, что Земля находится в центре мира и неподвижна. Но таких часто выгоняют с поля сами тренеры “Шестоднева”.

Интересно, что у команд есть общее поле для игры, и обе стороны пользуются его особенностями и ценят его характеристики. Например, обе стороны полагают, что в мире случайностей нет, и правит в нем практически безраздельно одна сила. В одном случае - личное божество, в другом - безличный закон. Короче говоря, у них весьма много общего, о чем, впрочем, играющие стороны не любят вспоминать или просто не знают / не хотят знать.

В следующий раз мы как раз и попробуем начать с обрисовки общей для обеих команд площадки для игр. А далее - речь пойдет о предыстории соревнования, об особенностях арбитража, об отношении к тем, кто не хочет играть в предложенную игру - например, о религиозных (или, шире, телеологических) эволюционистах, существование которых масс-медиа, как правило, игнорируют.

Барская вотчина vs городская площадь, или Кому принадлежат социальные сети

Если я решу создать некое место встречи, допустим, любителей творчества Достоевского - портал, сайт, а может быть, даже открытый проект на вики-движке, форум и социальную сеть - смогу ли я считать эту площадку своей вотчиной, где я буду сидеть полновластным боярином? Или же, поскольку я организовал ее не как место встречи друзей Дмитрия Ахтырского, я по моральным соображениям не являюсь абсолютным сувереном данного пространства (вынесем за скобки теоретическую необходимость подчиняться государственному законодательству и зависимость от провайдера)? Этим местом, по гамбургскому счету, если я действительно хочу собрать под одной крышей ценителей творчества Достоевского, должен править его дух, его энергия.

Впрочем, даже если бы я сам по случайному совпадению и оказался тем самым Достоевским, который стал организатором и модератором места встреч поклонников себя любимого, то прибавилось бы у меня моральных прав насаждать феодальные порядки на такой площадке? Что упало - капнуло с кончика пера - то пропало как моя собственность. Если когда-то ею вообще было, поскольку откуда ко мне приходят мысли, кто их изначальный производитель, дистрибьютор и экспедитор - мне доподлинно неведомо, и остаются мне только гипотезы, метафизические спекуляции или обыкновенные предрассудки, которым дети Проекта Просвещения подвержены в той же степени, что и напыщенные жертвы-пациенты сократовской майевтики. Как только я нажал клавишу “Enter”, и мой текст отправился в путешествие к центру интернета - контроль ушел из моих рук, даже если я удалю текст или отредактирую его. Кэш Гугла выдаст - и свиньи съедят-потопчут весь бисер, сколько бы я ни доказывал свои права на обладание оным. Древние говорили проще - “что написано пером, то не вырубишь топором”.

Потуги наемной армии копирайта, несмотря на весь ущерб, который они приносят цивилизации, достаточно убоги в своей сизифовой бессмысленности. Так было от начала времен - надеюсь, так оно и будет впредь, и никакой делец не сможет присвоить себе звезды, положив в банковский сейф бумажку с цифирками. Ветер волен носить вой где хочет - без разницы, собака то выла или рафинированный интеллектуал Аллен Гинсберг.

Но оставим в стороне общие рассуждения относительно прав собственности на то, что нельзя потрогать. Вернемся к нашей более узкой теме. Итак. я создаю частным образом, в качестве частного предпринимателя площадку для общения людей на определенную тему - или даже просто площадку. Для всех. Или почти для всех - и это дополнение очень важно.

С одной стороны - я оказываюсь юридическим владельцем этого места. С другой - я создаю общественную площадку. Ее посетители дружат или враждуют не со мной, а друг с другом. Я лишь обеспечиваю им возможность встретиться. И с моральной точки зрения я перестаю быть сувереном и не имею права требовать от посетителей соблюдения милых мне норм общения. Я оказываюсь всего-навсего мажордомом, обслуживающим персоналом - и видно меня должно быть по минимуму. Как владельца - в остальном я имею права простого юзера. Прямо по “Дао Дэ Цзин” - лучший правитель тот, о ком народ всего лишь знает, что тот существует. И мое мнение о том же Достоевском - всего лишь одно из мнений на данной площадке, не долженствующее получать дополнительного веса за счет моего административного положения.

Однако остается ряд вопросов. Все ли посетители сайта действительно интересуются творчеством Достоевского? Можно ли считать интересом публикацию порнографического комикса “Преступление и наказание”? Или просто надпись “Толстой рулез, Достоевский лох”? Каковы оказываются функции модераторов подобных общественных площадок? Кто правомочен устанавливать правила для таких мест?

В рамках мифа о сакральном происхождении власти таких вопросов не возникает. Казалось бы. Собственником мира является его творец (творцы). Остается захватить власть и объявить себя наместником божества на земле или сразу уж божеством - и чтобы власть была санкционирована жрецами, посредниками между богами и людьми. Но и тут сразу возникает масса сложностей. Какой именно кодекс поведения санкционирован божеством? Кто уполномочен принимать решения подобного рода?

Когда же появилась теория общественного договора, согласно которой власть является результатом соглашения людей между собой, правители вынуждены вести речь как бы от имени и по поручению народа - соответственно, открываются богатые возможности для манипулирования понятием “народ”, появляются разнообразные слуги, друзья и враги народа. А сам народ оказывается “простым”, поскольку все сложные какие-то уж больно подозрительные, нужно иметь возможность идеологически отсечь их от власти, объявив “антинародными элементами”.

На афинской агоре все имели относительно равное право голоса - если голос был и взашей не выталкивали. Сократ и Протагор имели равные возможности - поскольку агора была общественным полисным пространством. Гайд-парки не имеют редакционной и корпоративной политики и стратегии.

СМИ же - это нечто совсем иное. В гутенберговскую эпоху они были частными по определению, принадлежа либо индивидууму, либо той или иной корпорации-институции. Общественной газеты или телевидения не то чтобы не может быть, потому что не может быть никогда. Теоретическая вероятность есть, умозрительную утопическую модель мы построить можем. Но историческая статистика даст нам ноль в соответствующей графе. Представить себе, что именно показывало бы такое умозрительное телевидение, мне, честно говоря, непросто. Эксперимент со всем человечеством возможен только при жестких условиях. Принимать участие в демократической жизни такого телеканала многие люди откажутся. Идея рейтинга дала в итоге чудовищное падение уровня телепрограмм. И не то чтобы люди были такие тупые - просто люди с тонкими запросами перестают пользоваться телевидением при наличии альтернатив или даже и без оных.

Полное отсутствие регламентирования дает не свободу, а власть самого сильного в самом брутальном смысле слова. Впрочем, наличие регламентирования изменяет ситуацию лишь косметическим образом. Власть есть всегда власть сильного, а не доброго. Когда правят добрые - это значит, что власть исчезла как понятие, как идея. Это значит, что люди достигли - критическая масса их - высокой степени ответственности, открытости, терпимости, доброты. То есть стали способны к конструктивной самоорганизации. А до тех пор если и оказывается чудом у власти хороший человек, то он вынужден идти на компромиссы со своей же совестью и применять методы, ему полностью чуждые, методы насилия. То есть начать хотя бы отчасти руководствоваться принципом “цель оправдывает средства”.

Таким образом, СМИ старого образца неизбежно оказывались культуртрегерами, теми самыми ленинскими “коллективными пропагандистами и организаторами”. Даже если они были государственными, а государство строилось на основе теории общественного договора - они оставались выразителями интересов той или иной правящей группы, поскольку “общественный договор” - это все же некий идеальный образ, достаточно далекий от эмпирической реальности. От “идеального общественного рупора” (само понятие “общества”, конечно, оказывалось конструктом властного дискурса) в советских газетах, к примеру, оставалась обязанность редакции отвечать (то есть посылать ответные письма, конечно) на ВСЕ письма читателей.

Интернет открыл возможность каждому человеку - отнюдь не миллионеру - обзавестись собственным информационным средством и сделать его массовым. Социальные сети же явились к настоящему моменту верхом интегрированности в сетевом пространстве, максимально приближенными к идеалу эллинской агоры. Сила в таком пространстве мало что значит - отсюда частые вызовы на реальную дуэль в русскоязычном сегменте сети. Мало значит даже сила голоса. Вместо бандитов и насильников в интернете хулиганят тролли, флеймеры и флудеры. Нельзя не признать такую трансформацию позитивной с этической точки зрения.

Теперь же общество сталкивается с новой угрозой свободе распространения и получения информации. Власть не исчезает в новых условиях - она транслируется через формального собственника социальной сети.

Парадоксальным образом, социальные сети явились своего рода контрреволюционными образованиями в сетевом обществе, сконцентрировали в своих руках огромную власть в информационном пространстве. Гарантом свободы может служить только добрая воля узкого круга лиц. Социальные сети - это островки заорганизованности в сети. Альтернативой им могут стать “плавающие”, никому не подконтрольные поисковые системы. Это могут быть сети на манер торрент-систем. У таких открытых систем поиска не будет хозяина, только ремонтные рабочие. Люди будут встречаться в сети сами, а не под присмотром бабушек - Цукерберга и Дурова. Поскольку с присмотром, как показывает практика, можно играть далеко не во все. Обитатели сети, словно еврейский народ когда-то, возжелали царя. Ведь в сети не должно было бы быть главных площадей. Совершенная сеть голографична, в ней любая точка должна быть полноценным и полноправным центром.

Конечно, теоретически у людей, которым не нравится политика владельцев соцсетей, есть возможность создать новую сеть или уйти в уже имеющуюся альтернативную. Но в социальных сетях работает принцип монополии. И работает он там так, что можно признать социальную сеть идеальной монополией, ее рафинированным типом, квинтэссенцией принципа. Социальная сеть тем привлекательнее, тем более соответствует своей идее, чем она шире. У города есть только одна центральная площадь. Если создать маленькую площадь у себя под боком, то выйдет дворик, а не площадь. Вот поэтому у русскоязычного человека есть всего три-четыре крупных социальных сети. Человек же запада имеет фактически и вовсе один Facebook.

Но хорошо, предположим, что г-да Дуров и Цукерберг - идеальные выразители общественных настроений и хорошо знают желания жителей виртуального города, их представления о том, как должна выглядеть их главная площадь. Однако что такое эти “общественные настроения” и какую власть эти настроения могут иметь в информационном пространстве?

Оппозиция между приватным и публичным пространствами стремительно деконструируется. Мои сетевые аккаунты - типичное выражение бессмысленности, неприменимости этой оппозиции в современных условиях. Я самовыражаюсь в них, но “общество” в лице каких-то своих очередных “лучших людей” пытается ограничить меня в этом самовыражении. Потому что, дескать, меня “могут увидеть” или “услышать” те, кому слышать и видеть “это” не подобает. Раньше карали именами царей и богов, теперь же в ходу призывания имен детей. Они - суверены этого мира, согласно, конечно, только его идеологии. Реальная власть у тех, кто решает, что именно должны, а что не должны дети видеть и слышать.

Далеко позади детей, но тоже на достаточно влиятельных местах располагаются различные сообщества, сгруппированные по самым различным принципам - половым, национальным, религиозным и т.д. В каждой из таких групп есть “паровоз” - группа, оскорбление которой вызывает наибольший негативный эффект. Часто это группы, которые ранее бывали дискриминированы. Такими паровозами в западном мире сейчас выступают “женщины”, “евреи”, “черные”, “сексуальные меньшинства” и т.д. Их имена тоже имеют немалую власть. Многие желающие поиграть в эту интересную игру, пытаются пополнить список “паровозов”. Так, например, Кураев предлагал рассматривать православных как группу населения, которая была дискриминирована по религиозному признаку и должна получать все причитающиеся ей по логике этой игры бонусы. Точнее, конечно, не сама группа, а играющие якобы от ее имени фишками соответствующего цвета. Аналогичную игру некоторые ведут от имени всех мусульман - только это уже не гипотетическая, а вполне реальная игра. Поскольку полноценным паровозом сделать ислам (пока) не получается, игроки этими фишками компенсируют свою слабую позицию угрозами внесудебных расправ. Другие фундаменталисты не прочь пойти по этому же пути.

Перед человечеством в итоге открывается реальный путь к миру, описанному Бредбери в “451 градусе по Фаренгейту”. В том мире книгоиздание было остановлено, поскольку содержание книг практически неизбежно вызывало “оскорбленные чувства” у той или иной социальной группы. Чем больше социальных групп получат статус “паровозов” и легитимируют тем самым дискурс “оскорбленных чувств” для всей (потенциально) группы своего типа - тем более ограничена окажется информационная свобода, вплоть до того, что это понятие станет чистой фикцией.

Вот перед нами очередной пример события, вызванного к жизни дискурсом “оскорбленных чувств”. Facebook подвергается атаке со стороны “женских” правозащитных организаций, которые требуют запретить в этой социальной сети hate speech в отношении “женщин”, как это было сделано ранее в отношении “расизма” и “порнографии” (а в отдельных случаях по требованиям, видимо, местных властей - вспомним удаление страницы марокканца Касема Газзали, пропагандировавшей атеизм).

Таким образом, бизнесмены встают перед выбором - кто они в первую очередь, члены гражданского общества или стяжатели и конформисты, готовые ради успеха своего предприятия прогибаться и перед весьма зловещими проявлениями диктаторских режимов. Каким лоббистам и по каким причинам должны уступать владельцы сетей, созданных для свободного общения людей? Как определить, что является оскорблением, а что правдой, на которую нельзя обижаться?

Ранее, когда существовали жесткие разделения на публичную и частную сферу, “бон тон” следовало соблюдать в публичной сфере, а в частной можно было позволить себе больше. Классическая иллюстрация - сотрудник японской корпорации, мутузящий чучело босса. Но когда грань стирается, в сети может оказаться соответствующее видео, даже и против желания такого сотрудника. И практика может оказаться запрещена. Повышающаяся прозрачность может привести к тому, что соответствующему контролю окажется подвержен любой информационный обмен - даже тот, который осуществляется шепотом на кухне.

Избежать катастрофы можно, только если перестать стимулировать “дискурс обиды”. Мне не должно быть дела до того, что говорят на соседской кухне. И если граница между соседской кухней и моей опрозрачнилась - значит, следует не затыкать соседу рот, а изобрести новую перегородку. Например, фильтры, которые не допустят в мою ленту слово “дурак”. Человека, который меня оскорбляет. можно и отфрендить. А если он оскорбляет меня в ленте моего френда, то попросить и этого френда об аналогичном действии, если уж совсем достало. А если френд не внемлет, отфрендить и его.

Понятно, что в рамках короткого текста всех проблем решить невозможно. “Как говорил старина Мюллер, в таком деле нет мелочей - особенно в таком деле, как это”. Однако общий этический вектор развития человеческой цивилизации - минимизация насилия и принуждения. И стоит следовать именно в этом фарватере, стараясь изменить ситуацию ненасильственными мерами, если это возможно. А то замаячит перспектива ловли “волков мысленных” (выражение из законодательства Алексея Михайловича), каковую охоту весьма может облегчить технический прогресс. Правда, он же часто приходит на помощь не только охотникам, но и волкам. Не только волкам, но и зайчикам.

Был ли шанс у Греции и Рима вступить прямо в Новое время?

Весьма распространено мнение, что "если бы не христианская ортодоксия, у Рима и Греции был бы шанс вступить вместо Средневековья прямо в Новое время. Однако тут мы сталкиваемся не более чем с одним из вариантов антиклерикального мифа эпохи "просвещения". 

Такого шанса не было. Падение Западной Римской империи произошло бы в любом случае. Варварские королевства никак не попали бы в "модерн", если бы сохранили свои племенные верования. В Византии же новоевропейский модерн тоже вряд ли появился бы. Равное достоинство перед Богом людей всех народов, разных сословий, обоих полов - это как раз христианская идея, которая именно через христианскую традицию стала достоянием многих и воплотилась в социальной ткани. Творцы модерна - Джон Локк, например - были именно христианами. 

Что же до "уничтожения наук" - то Сократа казнили отнюдь не христиане. Культурный слом часто приводит к насильственному удару по предшествующей традиции. Но нельзя сказать, что преемственности не было. В самой христианской церкви победила "философическая" партия. Точка зрения Тертуллиана (что философия не нужна для спасения души или даже препятствует оному) продолжила существовать, но победила другая позиция, оригеновская. Возникли христианские философские школы. 

Что же касается "технического прогресса" - то блокировала его не христианская церковь, а традиционное эллинское отношение, аристотелевское. Согласно ему, подлинная философия самоценна, непосредственно ведет человека к совершенству. Увлечение же материальными пользами пагубно для пути познания. Архимед был одним из немногих исключений, но и он изобретал технические приспособления в качестве хобби, основным же своим занятием считал ту самую "бесполезную философию".

Таким образом, имхо, христианство - это скорее путь к модерну, а не препятствие на этом пути. Хотя все процесс этот многовекторен и нелинеен.

Кто удвоил Платона, или Чем опасен сферический тигр в вакууме

Платона часто обвиняют в "удвоении мира". Меня всегда удивлял этот взгляд. У Платона в итоге один мир - мир идей. Мир чувственных вещей отличен от него только своей иллюзорностью. Как самостоятельного мира, чувственного мира просто нет. Ну так вот, первый, кто представил дело так, словно у Платона два мира - как раз Аристотель. Согласно Аристотелю, мир идей Платона - это мир абстрактных понятий. Но предполагать, что понятия существуют за пределами вещей, просто незачем. 

В этом и разница - для Платона идеи (эйдосы) - вовсе не абстрактные понятия. Они живые и сияющие, благие и совершенные. А в целом - Аристотель, видимо, полагал, что чувственная реальность есть действительность, а Платон - что это своего рода сновидение. И путь созерцания идей - это путь пробуждения.

******************************

Аристотель критикует Платона за нелогичность. Если общая идея является субстанцией по отношению к частной идее - значит, идея может быть одновременно и субстанцией и не-субстанцией (по отношению к низшим и высшим идеям соответственно). А это противоречие, следовательно - общие идеи вообще не субстанции. 

Дело в том, что Аристотель придумал увлекательную логическую игру. Создал для борьбы с софистами систему формальной логики. Описал ее законы. правила - как для шахматной игры. Но он решил, что реальность точно описывается этими законами. Он решил, что его конструктор единственен в своем совершенстве. Вот отсюда такие претензии - что приведение к противоречию согласно его конструктору есть настоящее доказательство неправоты оппонента.

******************************

Что можно было бы оспорить у Платона (хотя Платона к системе свести невозможно) - это тезис о большей субстанциальности единого в отношении к многому. Согласно этому тезису "Я" оказывается более реальным, чем "Ты". (напомню, что субстанция - это то, что существует на самом деле, независимо и необусловлено, суть вещи).

Если Единство как максимально общее есть первосубстанция, то иные идеи, будучи вторичными и содержа в себе начало множественности, будут не-субстанциями в отношении Единого и субстанциями в отношении нижележащих идей. Это противоречие того же порядка, как апория Зенона, в которой опровергается существование движения - один предмет неподвижен, второй движется в одну сторону с одной скоростью, третий - в другом направлении с другой скоростью. Выясняется, что каждый предмет движется сразу с двумя скоростями. Чего, по Зенону, быть не может. Масло масляное - а мир отношений есть мир относительности. Да, предмет и движется, и покоится. Вещь может быть и субстанцией, и не-субстанцией одновременно. Сущность (субстанция) Прекрасного - Благо. Но Прекрасное - сущность, присуствующая в вещах, которые мы видим как красивые. 

А если Множественность равнодостойна Единому - проблема снимается в принципе. Благо в этом случае не умаляется от спуска. Идея собаки не менее блага, чем идея млекопитающего. 

Аристотель концентрирует внимание на родо-видовой структуре. Именно абстрактные понятия ("каракатица", например - люблю я их, как некоторые читатели могут помнить) для Аристотеля являются "формами". Именно о них он говорит перво-наперво. Но, на мой взгляд, ключевыми у Платона являются идеи качеств, не имеющих полного предметного воплощения. Собаку мы можем встретить на улице или завести дома, а вот Прекрасное по улице не ходит. Оно всегда остается качеством. 

О подлинном вообще стоит рассуждать как о вероятном. Идея - это образец, идеал, объект для медитации. Идея человека - это своего рода "Повесть о настоящем человеке". Это объект медитации, которая ведет нас по пути совершенствования. 

Но - зачем нужна такая медитация, если человек есть нечто преходящее, если он станет сверхчеловеком, а в результате процесса теозиса может стать богом? Тогда лучше бы медитировать на предельном - на идее Единого (она же - идея Блага), на идеях божественных качеств. 

А вот зачем. Нам нужно хорошо представлять не только вектор нашего пути - к благу. Но стараться осознать наше текущее положение - хоть оно и текуче, плохо определимо (если определимо) и в той или иной степени иллюзорно. Нужно понимать свою проблему. Чтобы помочь себе и другому, надо знать, какими свойствами мы на данный момент обладаем. Каковы наши способности, болезни, ограничения. 

Проблемы родо-видовых идей:

Они носят в основном прагматический характер. Они дают возможность реагировать по алгоритму. Вот приближается тигр. И человек, опознав тигра, ведет себя сообразно его общей информации о всех тиграх. Таким образом, реальность может профанироваться. Вместо беспредельного количества цветов появляются семь или пять, к примеру. Есть ли некие первоцвета, из которых образуются все остальные - вопрос. Очевидного ответа на него нет. Это проблема дискретного и континуального, а также статического и динамического. 

Как индивидуальности внутри вида соотносятся с самим видом? Многие эллины полагали, что текучее невозможно изучать. Можно изучать постоянные принципы течения. Таким образом, если родо-видовая система текуча, то она не может быть изучена, согласно их логике?

Таким образом, переоценка значения родо-видовой системы может привести к болезни вечной попытки схватывания мимолетного. Попытки остановить поток, заморозить реальность. Раз движущееся трудно изучать, надо его остановить. Неважно, что тем самым мы будем изучать не совсем то, что хотели. Неважно, что разрезанная на части лягушка уже не является лягушкой. Труп - это не живой объект. Можно искать предмет не там, где потерял, а под фонарем. 

Итак - первой проблемой является соблазн редукционизма, упрощения, распада на “квадратики”, понижение степени разрешения экрана. Мир чистой континуальности - мир без понятий или мир их бесконечного множества? Или одновременно? Бесконечно малое понятие не имеет объема, это точка в системе координат?

Копирайт на Вселенную. Без санкции правообладателя не вселяться!

Прямым философским следствием знаменитой формулы Эйнштейна является тезис, согласно которому масса есть концентрация энергии. Многие современные мыслители утверждают, что природа любой энергии - информационная. С этой точки зрения, Вселенная есть информация.

Все мы бесплатно пользуемся плодами первой информационной революции - этой революцией был Большой Взрыв. Его следствием стало формирование галактик, звезд и планет. Плодами этой революции люди пользуются ежемгновенно - и никто человечеству не выставляет счет за природопользование. Солнце светит бесплатно.

Но несмотря на всю очевидность этой мысли, постоянно появляются разного рода “торговцы воздухом” и иными стихиями, пытающиеся организовать взимание пятаков “для ремонта Провала, чтобы не слишком провалился”. Им кажется, что если они, как и Ксанф, не могут выпить море, то они, по крайней мере, могут море купить. Главное - обстоятельно оформить права владения. К примеру, задокументировать сделку, согласно которой море передано в собственность новоявленному Тримульхиону самим божеством. А дальше можно смело брать плату со всех корабелов за предоставление транспортных услуг.

Точно так же современные люди пользуются плодами творчества людей минувших эпох. Мы созерцаем наскальную живопись и творения художников Ренессанса, читаем Гомера, Библию и Махабхарату, заводим собак, используем рычаг и колесо - даже и не помышляя об авторских правах древних творцов и изобретателей, а равно и несомненно живущих среди нас их наследников. Культуртрегеры былых времен не скрыли от человечества продукты своего творчества, не поставили свечу под спудом, “но на подсвечнике, и светит всем в доме”.

Авторы законопроекта SOPA, разумеется, не признают себя простыми лоббистами кинокомпаний и фирм звукозаписи. Они пытаются подвести под свое начинание этическую базу. Декларируемая ими цель - ликвидировать материальный ущерб, который несут создатели книг, музыки, фильмов, софтвера и другой информационной продукции. Ущерб от деятельности людей, владельцами информационного моря объявленных “пиратами”.

Существуют различные виды творчества. Создатели творческих продуктов, если другими людьми эти продукты востребованы, безусловно, заслуживают награды за свой труд - как моральной, так и материальной. Но качество и количество этой награды может варьироваться.

Сколько стоит музыка? Пифагорейскую музыку сфер слышат все, хотя и не все осознают, что ее слышат. Организаторы Вудстокского фестиваля сначала пытались взимать плату за вход, но когда увидели, сколько людей прибыло, сняли ограничения и допустили всех желающих бесплатно. Они признавались, что потерпели убытки. Но, как сказал один из “мастеров церемонии”, “что значат деньги, когда происходит событие, какого еще не было в нашей вселенной?” Уличный музыкант не требует предварительной платы - он просто будет рад, если слушатель отблагодарит его после прослушивания. Не до, а именно после. Если есть желание и возможности.

Во многих ситуациях творцы довольствовались разовой материальной наградой. Создатели архитектурных сооружений, к примеру, не берут с нас плату за созерцание своих творений. Нас не заставляют, когда мы попадаем в исторический центр Праги или Санкт-Петербурга, завязывать глаза. Доступ во многие музеи мира бесплатен - то, что обычно считается “платой”, является добровольным пожертвованием посетителя. Размер этого пожертвования только рекомендуется, но в итоге определяется самим посетителем.

Таким образом, в вопросе “взимания платы” (то есть принудительной предоплаты) различные виды творчества неравноправны - хотя цену творений во “всеобщем эквиваленте” объективно рассчитать невозможно. И неравноправие это заключается в неравенстве объективных возможностей “защитить творческий продукт”. Вспомним анекдот о булочнике и бедняке. “Он наслаждался видом моих булочек! Он обонял их несравненный аромат! - Видишь эту монету? Понюхал ее? Считай, что бедняк с тобой в расчете!” Остап мог продавать вид на провал только потому, что на смотровую площадку вела узкая дорожка. А вот вид на гору Фудзи ему удалось бы продать разве что в форме открыток. Когда доступ к “товару” слишком легок, приватизатору остается, как пела группа “Аквариум”, “торговля открытками с видом на пляж или дикий крик “Право руля!” “Право руля!” - то есть завинчивание властных гаек, принуждение к завязыванию глаз тех, кто не желает платить. “Открытые окна будем закрывать” (Шварц, “Дракон”).

Ситуация передачи информации, даже однотипной, всегда изменчива. Любое изменение в культуре представляет собой, в определенном аспекте, трансформацию информационного обмена. Любая трансформация оказывает влияние на соревнования, принятые в изменяющейся среде. Те, кто были последними, становятся первыми - и наоборот. Стремление к “стабильности”, то есть к сохранению status quo - характерная черта человека, привыкшего к определенным правилам игры. Но любая привычка есть просто наркотик. Остановить процесс мировой трансформации так же невозможно, как невозможно выпить то самое эзопово море.

Первый период развития жизни на планете Земля был отмечен развитием анаэробных (не использующих кислород для получения энергии) форм жизни. Но вот появились “сине-зеленые водоросли”, запустившие процесс фотосинтеза. И произошла “кислородная катастрофа” - в океане и воздухе появились молекулы кислорода, среда изменилась, став агрессивной по отношению к подавляющему большинству прежних биологических видов. Они вымерли - но появилось множество новых видов, защищенных от кислорода и практикующих тот или иной вид кислородного дыхания.

Современные охранители приватизированных зон информационного пространства - ассоциации компаний звукозаписи и кинофабрик - желают возврата к их “золотому веку”, говорят о потере рабочих мест и ущербе, который несут патронируемые ими музыканты и кинематографисты. Но кто исчислит ущерб, который нанесла наступившая в XX веке эра “технической репродуцируемости в искусстве” культурной флоре и фауне предшествующей технологической эпохи?

Хайры

У меня хайратник есть

даже и расческа есть

говорят, с хайром хлопот невпроворот

Что же будет на земле

через сто ближайших лет

если мода на хайры

совсем пройдет?

Натур-омонимы

Накануне еще наблюдал привычную для плайи Блэк Рок Сити картину - несомые ветром клубы едкой пыли, оставшейся от озера. Озеро, вроде, было соленое, а пыль, говорят, щелочная. Но чего только не бывает. Клубы застилали небо, едва давали солнцу садиться за тоже не всегда ясно видимые горы, за ними не видно было не только противоположную ветвь города, но и самого долженствующего сгореть и под конец таки сгоревшего Мэна.

И вот только что приехали из невадской Пустыни Черного Камня в Сан-Франциско, на Сансет, где созерцание обещанного названием заката возможно в основном для пилотов самолетов. По улицам несутся как будто бы те же самые клубы - туманя фонари, скрывая из глаз бредущих куда-то торчков, сенсеев и учеников школ восточных единоборств (их в ближайших окрестностях несколько), занавешивая вуалью лицо сей благословенной земли - веселые разноцветные двухэтажные домики, непохожие друг на друга, лепящиеся по склонам крутых горок кто во что горазд, словно инопланетные волшебные грибы. Грибы как раз любят сырость - а эти периодически выглядывают из мокрых волн то ли стремительного тумана, то ли прильнувших к земле облаков, как из белесого мха.

Мировая женственность, транспарентность свободы, культ "вседержителя", оппозиция хаоса и космоса в мистическом анархизме, два Прометея и Пиноккио с Буратино

Искушения сексуального характера почти неизбежны при возрастании влияния Мировой Женственности? Попытка блокировки - чаще всего попытка блокировки женского начала как такового?

******************************

"Глубинной сути" не на кого нападать и не от кого защищаться? Ее проявлениями следует считать свободу, любовь и творчество? Проявление этих свойств в их чистоте, не нарушаемой "сбоями" вроде страхов и страстных желаний - и есть провиденциальное проявление?

Если все это так, то "провиденциальное" не противопоставлено демоническому. В этой картине "демоническое" вторично, "демоничны" все виды несовершенства. Выражаясь буддистским языком, "демонична" "духкха" (несчастье, страдание).

Свобода, любовь и творчество в своем чистом, незамутненном состоянии транспарентны - то есть прозрачны для всех существ во все стороны. Ограничения этой транспарентности и есть то, что мы можем в этой картине называть "демоничностью". 

******************************

Концепция "вседержителя" в христианстве оказывается тесно связана с империей - становится психологически возможно изображать Того, кто отказался от земных царств, в образе самого что ни на есть земного царя, на троне, со скипетром и державой. Культ власти как таковой с точки зрения мистического анархизма - культ демонический. Если человек считает, что высшее божество - это такой мировой пахан с мигалкой - то он верит скорее не в Бога, а в Его противоположность.

******************************

Противопоставление "космос" и "хаос" и традиционную экстраполяцию его на проблематику божественного и демонического - когда космос оказывается творением богов, а хаос связывается с хтоническими чудовищами и вообще демонами - можно попробовать рассмотреть в аспекте их связи с животно-иерархической природой человека. Система, в которой отсутствует иерархия, мыслится либо слабой и заслуживающей презрения - либо угрожающей больше, чем враждебные иерархии, ибо принцип последних понятен, а сеть остается загадкой. Однако и тирания, и атомизированная псевдоанархия  с точки зрения мистического анархизма - явления демонического порядка вещей. Противопоставление их реально только в демонической сфере. Бог - это не тиран и не дух лептонной пустыни, распавшейся не-реальности. Он - свобода и любовь. Железно упорядоченный космос тираничен, антибожественен. Свобода же - срединный путь между тиранией и распадом. Она - "Хаосмос", вечно заново творящееся, обновляемое, юное и пластичное. Бог есть свобода, а "обезьяна Бога" есть ее ограничение, тирания.

Пока существует тирания и принуждение, можно говорить о "князе мира сего". Демоническое начало стремится к власти, желает власти, само себя мыслит властью, а остальных рассматривает либо как своих господ, либо конкурентов, либо рабов, и иначе вопринять не может, иначе перестанет быть демоническим. Оно стремится завладеть миром и мыслит себя его владыкой. Без него была бы невозможна сама категория власти, не было бы в языке такого слова - поскольку божественному началу чуждо эгоистическое самоутверждение и гордыня, оно не господствует и не владычествует по образцу человеческих князей. В этом аспекте его хорошо описывает трактат "Дао дэ цзин". Животный мир был почти тотально демонизирован, будучи разделен на хищников и травоядных и подпав закону взаимопожирания. Человек же выделяется из животного мира как существо, совмещающее в себе обе разделенные половины - возможно, для того чтобы преодолеть эту демонизацию в самом себе. Таким образом, на ранних этапах своей истории человек оказывается демонизирован тоже - и у него рождаются соответственные представления о реальности, демонизированная мифология. Образ Бога свободы и любви очищался весьма понемногу. И поэтому было бы неправильно брать представления, сформированные в своих основах тысячелетия и тысячелетия назад и трактовать их прямо в лоб, в то время как следовало бы проводить тонкий анализ. Такие лобовые трактовки в ходу как у фундаменталистов, так и у их поверхностных или недобросовестных критиков. Не всякий, кто употребляет слово "Бог", имеет в виду именно Его (хотя - а кого еще можно иметь в виду, когда что-то вообще говорится?). Многие люди полагают, что в своих трипах разговаривают с "богом". Вопрос - с каким именно. Любой обладатель силы может объявить себя таковым, и многие из тех, кто слабее, могут ему поверить. Но "не в силе Бог, а в правде".

******************************

Слова "анархия" и "коммунизм" для меня синонимичны "республике Божией". Это "срединный путь", соединение в свободе и любви. Общество дружественного контакта. Две бездны по двум сторонам - тирания и недружественный распад, потеря контакта.

******************************

Можно предложить альтернативную общеизвестной трактовку мифа о Прометее. Прометей в ее рамках окажется символом первых технических революций. Человек овладел огнем и первичными ремеслами, вместо того, чтобы освоить техники вроде тибетского "тумо" - самосогревания. И тогда окажется, что принес Прометей суррогат, симулякр, наркотик-аддиктив, но совсем не божественный огонь. Либо обманул, либо по дороге огонь изменился, перестал быть божественным. Сложно все с эллинской мифологией - известной нам лишь в позднейших поэтических переложениях. Мифологическое символическое пространство-объем для каждого персонажа поистине огромен, практически беспределен - даже если довольно жестко задан рядом констант. Ожившая кукла из полена с длинным носом, путешествующая в страну дураков - а какая огромная дистанция от несчастного Пиноккио до Буратино, которого можно рассматривать в рамках мифа как мессию!..

Карты, копии и прочие костыли

В теории познания оппозиция "точная копия - картографическая модель" является одним из элементов парадигмы "картографирования". Парадигма картографирования - представление об абсолютном идеальном субъекте, наблюдающем за объективной реальностью, и по гамбургскому счету они друг от друга зависят лишь внешним, вторичным образом, для познания малосущественным. Дело познающего субъекта в этой парадигме - все более и более точно картографировать местность. Причем с практической целью. Цели следует добиваться с наименьшими затратами. Поэтому слишком сложные карты затрудняют решение вопроса, слишком грубые - не позволяют достичь цели. Перед таким картографом стоит цель добраться до другой точки, отметить, где добываются полезные ископаемые. Где текут реки, на которых можно поставить ГЭС и через которые нужно наводить мосты. Но никак не сама река. В процессе познания самой реки выясняется, что парадигма картографирования неадекватна для этой цели. Познание интенсифицируется, идет вглубь. Грубоутилитарные цели, будучи сняты, оказываются пробками, забивавшими дыхательные пути познающего.

Прорыв экрана явлений, или Есть ли жизнь на карте мира?

Любой дискурс наталкивается на неразрешимые в его пространстве вопросы. В рамках дискурса происходит как бы двухмерное моделирование трехмерной реальности, в силу чего происходят разрывы ткани оного дискурса. Так плоская географическая карта мира не способна адекватно, сохраняя единый масштаб, отобразить поверхность планеты. 

Если мы явно или неявно вводим в рассуждение концепты субъекта и объекта, то неизбежно возникает проблема познаваемости объекта субъектом. Объект становится черной дырой, скрывающейся за раскрашенной оболочкой, за явлением. Явление – это пограничная зона, буферная зона, межа между субъектом и объектом, между «я» и «не-я». Оно принадлежит и «внешнему», и «внутреннему» миру – и одновременно не принадлежит ни тому, ни другому.

Потенции любого дискурса раскрываются постепенно, согласно некоей внутренней логике. Европейскую мысль эта логика привела к упразднению двух принципов, конституировавших дискурс – к упразднению как субъекта, так и объекта. Для изживания дискурса остается сделать предпоследний шаг – упразднить сам концепт «явления». Последним шагом станет шаг в пропасть, в концептуальное небытие (небытие по отношению только лишь к этому дискурсу). 

Пугало этой модели (все еще действующей, словно дряхлеющий смертельно раненый бронтозавр, чей головной мозг еще не получил информацию о фатальном повреждении) – солипсизм. Броня экрана явлений непробиваема – до тех пор, пока мы не откажемся от модели, в которой существует сам концепт «явления», в которой явления существуют. Эта непробиваемость заложена в модели имплицитно. Чтобы совершить акт нуль-транспортировки, квантового скачка сквозь экран, приходится вводить принцип веры или интеллектуальной интуиции.

Бог в рамках этой модели мыслится как гарант-посредник между субъектом и объектом. Истинное имя такого бога – Гермес. Это бог торговли, транспортных средств, путешествий, коммуникации. Что бы ни говорил Декарт, этот посредник, как и пристало Гермесу, лукав. Любое явление – это уткокролик Витгенштейна1. Оно существует только в той или иной интерпретации. Факт существует только в перекрестии смыслов, иначе он не вычленяем из фона. Как сказал Сартр: «Существование Другого – это скандал». Это скандал только потому, что есть явление как буферная зана между Мной и Другим. «Да будут все едино, как Я и Отец Мой едины». «Я», отделившись от целого, неизбежно уничтожает само себя. «Я» существует только в условиях перманентного акта самопожирания.

В этой ситуации познание возможно лишь как потребление. Познание амебы, ощупывающей объект ложноножками и потребляющей или отторгающей его в зависимости от его амебоцентричных характеристик. С паршивой овцы хоть шерсти клок. С принципиально непознаваемого объекта надо хотя бы снять все бонусы. Выдоить, выжать, изнасиловать и выбросить за ненадобностью. 

Однако фундаментальная потребность человека – если он человек – уничтожить границы2. Нельзя удовлетвориться предписанным пространством. Установить границы – верный способ их уничтожить. Прочные границы – границы неосознанные, невидимые. «Не думай об обезьяне». Именно Кант инициировал мысль Шеллинга, Фихте и Гегеля. Словно сговорились сильнейшие посткантовские германские умы искать принципиально ненаходимую вещь-в-себе. Так чань(дзэн)-буддизм вызвал к жизни новый расцвет китайско-японской поэзии. Живое слово рождается только тогда, когда осознана немощность слова. Только апофатический Бог входит в мир. Как говорил Ленин: «Чтобы объединиться, сначала нужно размежеваться». 

Прорыв сквозь границу – акт уникальный, единственный. Первородный грех философии и ею порожденной «науки» - забвение об уникальном и единственном в стремлении к типическому, измена свободе в вожделении к необходимости3. Теология – симулякр мистики. Философия – симулякр мудрости. Заводной щенок никогда не станет живым - если только его не оживит кто-нибудь своей любовью. Моделью человек, стремящийся к Истине, сыт не будет. Разглядывание карты не есть путешествие. Произошла трагедия: цивилизация, основатели которой провозгласили главенствующую ценность познания, забыла, что такое познание. Первородство продано за чечевичную похлебку. Протагор победил Сократа4. 

Русская религиозная философия, которая была марш-броском за имевшиеся в то время границы, стала сегодня музейным экспонатом, карточкой во всемирном каталоге. Шпенглер справедливо высказался в том духе, что лучше построить сталелитейный завод, чем в очередной раз прояснять значение понятия трансцендентальной апперцепции у Канта. Религиозная философия, сама по себе вещь почти абсурдная, «круглый квадрат» по Хайдеггеру – может раскрыться только родственной душе, свободно взыскующей высшей правды. Сегодня у нас существуют иные границы – и прорывные направления русской религиозной философии могут быть дороги лишь тем, кто стремится к новому прорыву. Революция может быть только перманентной. Остановка смертельна, как показывает судьба жены Лота. Революция есть покаяние, метанойя, изменение сознания. 

Бог – Личность (точнее – Сверхличность, чтобы не вступать в спор с анатмавадинами; но в русской философии понятие личности - одно из краеугольных и отличается от буддийской «пудгалы»), Сверхсознание. Он – источник реальности, а не изготовитель моделей. Реальность, как и ее Творец, есть живая реальность, наделенная божественными свойствами – свободой, любовью и творчеством. Из чего следует, что реальность есть сознание, сознания во множественном числе и отношения между сознаниями. Или – личностность, личности и отношения между личностями. Отношения же есть взаимопереплетения личностей. Нет предикатов, но есть центрированные сущности, не имеющие между собой границ. Познание есть познание себя, познание ближнего и познание Бога в едином стремлении. 

Судьба уникального – быть либо экспонатом в кунсткамере, либо точкой прорыва за пределы мира-трупа. Соловьев писал об этом в «Смысле любви». Только во взаимодействии с другой личностью осуществляется мистерия жизни – и осуществляется познание как аспект этой мистерии. С личностью Отца, Матери, Учителя, Ученика, Брата, Сестры, Сына, Дочери, Возлюбленного, Врага – но именно с конкретными уникальными существами, а не с типами отношений, набор которых в социальном штампе ограничен и огрубляет наше восприятие другого человека. Только личность есть образ и подобие Божие, только она врастает в божественную реальность, которая есть подлинная цель (не объект!) всякого познания. 

Сноски:

1. С другой стороны - как же вернуться к источнику, не отправляясь в trip? "Любовь - путь", "любовь как метод вернуться домой". "Я есть путь, и истина, и жизнь" - в это включается и путешествие, и транспорт... И лукавство здесь - не онтологическое, а гносеологическое. "Ах, обмануть меня нетрудно - я сам обманываться рад". Утка или кролик - это возможность выбора, а не запутывание следов. Если помнить о категорическом императиве - о том, что живое должно быть в первую очередь целью, но не средством. Мир явлений - это действительно мир уткокроликов. Парадоксальным образом, нирвана и сансара тождественны. Прорвать экран явлений можно - если понять, что экрана не существует. Ножом вспороть не получится. Скорее - познание "синь" (сердце-сознание). И не нужно углублять паранойю в попытке уточнить, кролик перед тобой или утка. Вернее, в таком анализе нужно знать меру - и не забывать, что в уткокролике можно еще прозреть пожарную машину, кактус, муху со слоном, и далее - всякой твари по паре. За любым явлением скрывается ВСЕ. Это ВСЕ манифестирует себя в каждом явлении - и отдельный вопрос, существует ли бесконечное число способов манифестации - или бесконечное количество штампов, которые которые множеством способов профанируют, "вырождают" (хотя это и невозможно - "Бог поругаем не бывает") чистоту и целостность всеохватного первоявления, которое неотлично от того, Кто является. Впрочем, тут я соприкасаюсь с паламитской темой усии (сущности) и энергии, - и притормаживаю пока.

2. Фёдор Синельников: "Прямо операция "Гроза"... А может быть, фундаментальная потребность человека - создавать границы? М.б., через разграничение устанавливается свобода человека? Кстати, италийский бог Терминус - это бог границ. Но "термин" - это еще и попытка разделить аспекты реальности (при всей ее условности) при помощи языка (при всей обусловленности его). Такая вот загогулина получается - используем термины для того, чтобы объявить, что [...] потребностью человека является преодоление границ. А, м.б., ключевыми потребностями человека одновременно является и возведение границ, и их преодоление? Т.с. житие, подобное состоянию неслиянности и нераздельности - сами знаете кого. И вот еще. Каких границ-то? Границы ведь разные бывают. Не думаю, что фундаментальной потребностью человека является переход границ, на которых тучи ходят хмуро, и которые решили перейти в эту ночь самураи... И дело ведь еще и в том, как границы преодолеваются и для чего".

Рауха: "А может быть, фундаментальная потребность - создавать границы?" - "Может быть. Вопрос только для чего. Думается, для того чтобы ломать их потом, главным образом". "М.б. через разграничение устанавливается свобода человека?" - "А вот это - едва ли перспективный абсурд, при хоть каком-то последовательном развитии идеи. Чтоб свободу ценили, надо всех за рещётку, типа..." "Но "термин" - это еще и попытка разделить аспекты реальности (при всей ее условности) при помощи языка (при всей обусловленности его). Такая вот загогулина получается - используем термины для того, чтобы объявить, что [...] потребностью человека является преодоление границ". - "А это парадокс вполне понятный. Решётка в камере металлическая, пилка у готовящего побег - тоже... Работа сознания напоминает подъём альпиниста. Сначала скоба заколачивается, потом - выдёргивается. Сохранение во чтобы то ни стало той или иной скобы неизбежно подразумевает остановку подъёма..." "Ножом вспороть не получится". - "Ножом получится понять, что нужен тут не нож. Перепиливание решётки ОЧЕНЬ необходимо. Но только для развития навыка концентрации внимания. За перепиленной решёткой - стенка без окошек..."

3. Тут я несколько заигрался в еще одну бинарную оппозицию - старую добрую, из спора об универсалиях. Отмашка маятника - я когда-то (если представить себя средневековым схоластом) допускал уклон в догматический реализм, а теперь компенсирую уклон элементами догматического номинализма. Но компенсациями можно передозироваться, и потом снова потребуется детоксикация Надо попробовать скорректировать отношение к этой оппозиции так, чтобы из нее можно было выстрелиться в направлении к "точке Омега". Кстати, интересно, если Альфа - Источник, то Омега - Устье? Дельта? 

4. Фраза резкая - тоже отмашка маятника. Процессы нелинейны. Наблюдаемая под определенным углом зрения деградация при смене угла зрения становится развитием, очередным шагом по пути интеграции. И не в гегелевском смысле, все-таки его диалектика слишком механистична (хоть он и органицист) и формальна - потому и может быть использована для оправдания любого насилия. От гегелевской диалектики до министерств любви и правды - два шага (и если бы не появились марксисты - скорее всего, этически негативные потенции гегелевской диалектики выявились бы иным способом). Эпоха "торжества Протагора" имеет положительную ценность. Сиддхи сами по себе не плохи, если не сотворить из них кумира. 

Крейсер "Варяг" & Heavy Metal

Есть такая легенда, что песня "Врагу не сдается наш гордый "Варяг" была написана одним австрийским поэтом на немецком языке как бы в издевку. Поэт был пацифистом - и, поскольку все вокруг восхищались подвигом моряков, которые не сдались врагу - описал идиотизм происходящего. Причем материал был размещен среди юмористических материалов. И сатирических. И все высмеивали военщину. А женщина, которая прочитала журнал - она то ли не допетрила, то ли еще что. Но перевела она текст как героический. Так появилась песня про "Варяг".

Структурно сходная история - почему любители heavy metal с 80-х годов ходят в черных кожаных штанах, цепях и заклепках. Потому что участник одной очень известной группы Judas Priest по совместительству был лондонским представителем сексуальных меньшинств, у которых была такая мода. Ей заразились металлисты. Но только пойди, найди этого металлиста на улице и начни ему рассказывать, "откуду есть пошла земля русская". Сразу начнутся трудности перевода.

Все ли происходит во благо - неуместность объективизма

Существует проблема универсальных суждений - суждений о мире, универсуме, реальности в целом.

У нас нет никаких прав выносить предельные суждения "вселенского масштаба" - наши суждения неизбежно окажутся ограниченными.

Именно это делает невозможной "теодицею". 

Мы можем утверждать, что Абсолют благ, что в Нем нет противоположности добра и зла, что эта противоположность иллюзорна.

Но, когда дело доходит до конкретики - мы не имеем права, исходя из этого положения, оправдывать страдания других людей. Не имеем права быть "объективными". Не имеем права утверждать, что страдали они для своего же блага, что страдали они иллюзорно, что они просто учились, что на более высоком уровне они сами осмыслят свое страдания и увидят, что все шло ко благу.

Однако - парадокс - в отношении самих себя именно так и следует поступать, а не переваливать ответственность на какую-то внешнюю силу. Стоит думать о том, что я сам отдаю миру, а не о том, что мир дает мне. Изучать, какие именно мои несовершенства вызвали мое страдание. Оправдывать страдание необязательно. Но для многого, что ранее воспринималось как негатив, находится новая точка зрения. 

Любая проблема - это своего рода лифт, который может переправить нас на другой этаж осознания реальности. Он может увести нас вниз, вверх или вбок. Ни одна проблема не имеет решения на том уровне, на котором она находится. Ни одна не имеет решения в своей собственной плоскости, если это, конечно, не чисто математическая задача или шахматный этюд. 

Так или иначе, но когда речь заходит о проблемах подобного рода, каждый имеет моральное и гносеологическое право говорить только о себе и за себя. Как и во многих прочих случаях, в которых универсалистские (объективистские) суждения неуместны и нелепы.

Скорая философская помощь

Вот существует такая вещь, как психологическая помощь. Люди обращаются к специалистам по вопросам собственных проблем в душевной жизни. А по вопросам логики и философии каждый судит кто во что горазд, принимает на веру самые нелепые концепции, которые, кстати, часто корежат человеку психику - а обратиться ему и некуда, если философическую каку проглотил случайно. Не в деканат же философских факультетов ему звонить. Пора открывать службы скорой философской помощи.

Сквозь "принуждение к альтруизму" и "разумный эгоизм"

Общество, как и мир в целом, всегда находится в родовом канале, находится в процессе трансформации. Но этот поток не всегда течет одинаково. Спокойные места с заболоченными отмелями и омутами сменяются стремнинами с порогами, водоворотами и водопадами. 

Общества - как на Западе, так и на Востоке - то ли уже вошли, то ли начинают входить в зону бифуркации, в зону творческого хаоса, чреватого новым космосом. Может быть, это очередное рождение будет быстрым - или же трудным и продолжительным. Но роды начались, и младенец в материнской матке не останется. Однако процесс рождения, как знают психологи, задает рождающемуся некую матрицу, которая определит во многом его дальнейшую жизнь, качества психики и черты характера. 

Каково оно будет, это новое общество? Предсказывать просто, когда трансформация происходит постепенно. Но практически невозможно предугадать, каковы окажутся реалии после прохождения ситуацией точки бифуркации, после революции. Любая мелочь, любой камешек, любое, казалось бы, незначительное событие в этот хаотический период могут оказать существеннейшее влияние на то, какими окажутся контуры новой реальности. 

Велик соблазн в такие моменты окунуться в “злобу дня”, пытаться решать сиюминутные проблемы и добиваться неких партикулярных выгод. Исходя из этих прагматических соображений, формировать союзы, бороться за власть - то есть стремиться в первую очередь к тому, чтобы водовороты перемен вынесли на некую вершину социальной пирамиды именно “твою” силу. Поддавшийся такому соблазну человек полагает, что достигнув этих сиюминутных целей, получив в результате перемен силовые инструменты, он реализует свои более глубокие цели потом, оказавшись у власти. 

Но это иллюзия. Оказавшись порабощенным сиюминутным, человек останется подчиненным так называемой “логике событий”. То, что руководило человеком в процессе революции, сохранит свою власть над ним и впоследствии. 

Такова основная проблема каждого конкретного человека в его “переходном возрасте”. Именно в этот период для человека предельно актуализируется проблема его идеала. Предельного - или даже запредельного - идеала. Забвение этих идеалов в критический момент приводит к тому, что в следующий раз человек о них вспоминает только тогда, когда наступает следующий кризис.

Многие люди в России и в мире просто не нуждаются в каком бы то ни было внешнем принуждении и контроле. Они не грабят, не воруют, не насилуют, не убивают не из страха перед властью, а просто потому, что иначе не позволяет им жить их совесть. Ими руководит на их жизненном пути жажда познания, сострадание, творческий импульс. Их мир - это мир будущего, описанный, к примеру, братьями Стругацкими. Их мир - это полдень XXII века. 

Чтобы жить в этом мире, вполне достаточно руководствоваться описанными в предыдущем абзаце идеалами. Жить по совести. 

Но как же устроить общество так, чтобы все в нем жили по совести? 

И вот тут обычно предлагается два полярных рецепта: “принуждение к альтруизму” и “разумный эгоизм”.

“Принуждение к альтруизму” - согласно этому методу, людей следует тем или иным способом заставить делать добро другим людям. Этот рецепт вызывает раздражение у сторонников примата “свободного рынка”. Они утверждают, что доктрины, проповедующие альтруизм, обычно подразумевают установление псевдоэтической диктатуры. 

Согласно критикам этой модели, она ведет к дискриминации работящих и к дальнейшему развращению бездельников. Действительно, часто упрек в эгоизме часто следует читать так: “Ты совершенно не думаешь обо мне - значит, ты думаешь о себе”. Даже если цели человека высоки - эти цели обвинителем могут быть представлены как эгоистические. Эгоистом можно было бы, к примеру, назвать Гаутаму Будду, ушедшего из семьи и оставившего жену с ребенком ради того, чтобы открыть человечеству путь к освобождению.

Сторонники доктрины “принуждения к альтруизму” склонны манипулировать понятием и чувством “долга”. При этом некая высшая инстанция оказывается правомочной определять, что именно люди должны делать. Появляются различные “священные обязанности”, которые одновременно оказываются и “священными правами”. Неисполнение этих обязанностей объявляется неэтичным, хотя человек не выражал свободного желания следовать тем ценностям, которые надстоят над такими обязанностями. 

Человек, таким образом, оказывается в плену обстоятельств своего рождения. Он имеет пол, этническую принадлежность, гражданство/подданство. Он может поменять и то, и другое, и третье - и это не будет предательством, поскольку никакой клятвы верности человек не давал. Он не обязан любить другого человека по факту рождения, не обязан любить место (тем паче - государство), в котором он родился. Его представления о долге могут быть совершенно иными. 

И во всем этом критики доктрины “принуждения к альтруизму” правы. Но вывод, который они делают - всего лишь обратная сторона той же медали, столь же неадекватная, как и критикуемая ими.

Этот вывод - необходимость утверждения иной доктрины, доктрины “разумного эгоизма”. 

Человек по природе своей имеет много несовершенств, говорят адепты этой теории. Исправлять их принудительно нельзя - поскольку, с одной стороны, будет нарушен принцип свободы, а во-вторых, эти пороки неискоренимы (по крайней мере, в обозримом будущем). А раз так - необходимо использовать эти пороки так, чтобы они служили “общему благу”. “Равновесие эгоистических устремлений индивидуумов” - и есть та самая доктрина свободного рынка. 

Однако в этой системе люди оказываются тоже несвободными. Их принуждают к соревнованию. Люди, пытающиеся жить по своей свободной совести, системой “разумного эгоизма” отторгаются точно так же, как и системой “принуждения к альтруизму”. Мало того, этой системой отторгается сама идея выхода человека на новый уровень этического существования, идея преодоления корысти, страха, гордыни, жажды власти, богатства и славы.

Налицо вилка двух ложных альтернатив, деструктивная бинарная оппозиция. Преодолеть ее можно, только пройдя по лезвию бритвы.

Обе эти доктрины глубоко антиэтичны. Но обе в своем корне имеют рациональное этическое зерно. Обе стороны правы в своей критике оппонентов и неправы в своих утверждениях. 

Тем, кто осознает всю этическую неприемлемость этих доктрин, остается только ждать изменений в сознании людей. Работать над дальнейшим изменением собственного сознания (идти путем метанойи). Да, без государственного или экономического принуждения общество может рассыпаться - так опийный наркоман может умереть без очередной дозы. 

Остается постоянно - а в особенности в критических ситуациях - напоминать себе и другим об идеалах. О том, что человек способен жить, любить, познавать без всякого внешнего принуждения, и что к такому состоянию и следует стремиться. По возможности выстраивать в своей среде систему отношений, в которой не будет места коррупции и насилию и корысти. 

И главное - по возможности не участвовать самим в этически ущербных проектах. Объединяться, дружить и устраивать акции гражданского неповиновения в ответ на неэтичные действия властей.

И чиновно-государственное регулирование, и власть крупного капитала не ведут человечество к свободе и нравственному совершенствованию. Движение в этом направлении происходит вопреки, а не благодаря этим силам. Корысть не может привести к свободе, а принуждение - к любви. 

Поэтому нарождающееся в России гражданское общество должно создать инструменты постоянного воздействия на власть. Если вскоре в России будет создано новое, ответственное перед народом правительство, нельзя допустить ситуации начала 90-х. Сегодняшнее положение - прямое следствие ошибок того времени. Граждане разошлись с площади Свободы по домам - и позволили огородить эту площадь высоким забором. Граждане были - а гражданского общества не родилось. Поэтому и экономические, и политические преобразования в постсоветской России оказались проведенными во благо не большинства населения, а узкой группы людей. 

Пусть подлинно этичное сосуществование людей на планете пока мало реально. Но подлинный реализм заключается в том, чтобы к этому стремиться. Свобода, дружба и бесстрашие ведут нас по этому пути. “Будьте реалистами - требуйте невозможного”.